Уродина

Макхейзер Маргарет

— С тех пор, как мне было шесть, и до недавнего времени я никогда не была частью семьи. Меня никогда не любили, меня никогда не хотели.

— Это потому, что они не были достойны твоей любви. Это был душераздирающий несчастный случай, они не должны были обращаться с тобой так, как они это делали. Ты была всего лишь ребенком, и это не твоя вина.

— Я знаю, — я плачу у него на груди. — Но как я могу справиться с этим теперь, когда все вспомнила? — я смотрю на Макса, в его сочувствующие карие глаза, проникающие в мою душу.

— Мы справимся с этим вместе. Позвони Кэтрин и договорись с ней о встрече,

я пойду с тобой.

Я снова кладу голову ему на грудь и еще сильнее обнимаю его тело.

— Спасибо, Макс. За все.

Он целует меня в макушку и обнимает еще крепче. Ужин уже давно забыт, а мы остаемся в объятиях друг друга.

— Могу я поспать сегодня здесь? — спрашиваю я.

— Конечно, у меня есть комната для гостей. Ты можешь занять мою кровать, а я буду спать в гостевой комнате.

— Нет, не сегодня, мне нужно, чтобы ты был близко ко мне. Мы можем поспать в одной кровати, пожалуйста?

Он наклоняется и целомудренно целует меня в губы.

— Все, что угодно для моей Снежинки.

— Мы можем пойти в кровать прямо сейчас? Не думаю, что созрела для остальной части. Мне просто нужно все осознать.

Макс молча ведет меня в свою спальню, достает футболку и боксеры для меня и указывает на ванную комнату. Я раздеваюсь и просто стою под горячими струями воды в душе. Все еще с туманом в голове я выхожу, сушусь и переодеваюсь в одежду, которую он мне дал.

Макс лежит в кровати без футболки, в одних только боксерах. Его грудь покрывают замысловатые татуировки, но я все еще в оцепенении. Я даже не пытаюсь разобраться, что на них изображено и какой у них смысл. Просто заползаю под одеяло в объятия Макса и закрываю глаза.

Мои сны сегодня несчастны. Они не о светловолосом маленьком мальчике. В них нет никакой радости. Мой ночной кошмар сегодня обо мне, лежащей живой в призрачном гробу, пытающейся выцарапать себе выход наружу. Но моя мама набирает полную лопату земли, бросает в меня и говорит: «Я рада, что это ты».

***

Я толком не спала. Дремала и ворочалась, но не спала.

Наконец, в третьем часу ночи я вытаскиваю себя из постели. Макс храпит, и при этом довольно громко. Я иду в гостиную и просматриваю бумаги, которые существенно изменили мою жизнь. Или, может быть, нет.

Беру ту кипу бумаг, которая, как я знаю, никак на меня не повлияет. Мою. Снимаю скрепку и просматриваю все бумаги. Здесь все: мой брак с Трентом, трудовая история и прошлое в школе. Внизу пачки я нахожу запечатанный конверт, на котором черными чернилами написано мое имя. Я беру конверт и кладу все остальное рядом с собой на диван. Открываю конверт и достаю письмо.

Дорогая Лили.

Это самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать. И я надеюсь, что однажды ты найдешь в своем сердце прощение для меня и твоей матери за то, как мы с тобой обращались.

Смерть Уэйда была вторым самым худшим несчастьем, которое случилось с нашей семьей. Первым было то, как мы обращались с тобой, нашей дочерью. Мы держались за нашу ненависть к

тебе, потому что были слишком слабы, чтобы возложить вину на тех, кто действительно это заслужил — на твою маму и меня. Я должен был починить ворота, я знал, что они легко открываются. Но так этого и не сделал.

Твоя мама винила тебя, потому что ты позвала ее, но она знала, что не должна была оставлять Уэйда одного. Она начала пить, глотать таблетки, а затем принимать более тяжелые наркотики, чтобы справиться с этим. Мой выбор зависимости пал на алкоголь. Ты знаешь, что чаще я выплескивал злость на тебя тогда, когда пил.

Я не мог справиться с тем, что сделал с Уэйдом. Я не видел, как он выбежал, и сбил его. Когда я вышел из машины, он плакал и звал тебя. Последнее слово, слетевшее с его губ, было «Лили», и я держал его на руках, пока он умирал. Я не мог с этим справиться и хотел забыть, но каждый раз, когда пил, единственное, что делал, это вспоминал то, как он сделал свой последний вдох на моих руках. Боюсь, что «прости» будет недостаточно за все, что я сделал с тобой. И никогда не будет достаточно. Потому что ни один отец не должен обращаться с дочерью так, как я обращался с тобой. Я не мужчина, Лили, даже не монстр. Я ниже этого.

К тому времени, как ты это прочтешь, я буду мертв. Как и должен был быть. Хочу, чтобы ты знала, что, хоть я и обвинял тебя, в этом никогда не было твоей вины. Ты никогда не должна была подвергаться всему тому ужасному, через что я заставил тебя пройти.

Я слышал сплетни, что ты теперь замужем и живешь в другом штате. Не уверен, насколько это правда, но надеюсь, что так и есть, и надеюсь, что ты счастлива. Я не пытался искать тебя, чтобы умолять о твоем прощении, потому что я не достоин твоего снисхождения.

Но я хочу сказать тебе вот что. Я сожалею. И я люблю тебя. Ты никогда не была глупой. И ты, определенно, не уродлива. Но самое главное, ты достойна. Ты достойна любви, достойна уважения и достойна счастья.

Я люблю тебя, Лили.

Папа.

P.S. Ты достойна.

Слезы падают на постаревшую, пожелтевшую бумагу, и я перечитываю письмо снова и снова. Теплая рука ложится на мое плечо, и я утыкаюсь в нее носом. Максу не нужно ничего говорить. И я тоже не хочу говорить ничего.

Вместо этого я сижу на диване, скрестив ноги, и смотрю в окно.

Глава 37

Я еще не покидала квартиры Макса. Оставшись, я все время лежала на диване или в кровати, свернувшись калачиком. Макс пригласил к себе Шейн и Лиама, и они пришли во вторник вечером. Шейн прочитала досье и все, что я слышала с ее стороны — были либо периодические вздохи, либо редкие «черт».

Макс позвонил Питеру и сказал, что меня не будет на работе в течение недели и объяснил причину. Питер предложил зайти проведать меня, но Макс дипломатично отказался.