Уроки, Которые не Выучивают Никогда

Хейс Роберт

Хардт мгновенно оказался рядом, оттащил от меня вопящее существо и швырнул его на землю. Не сомневаюсь, что он мог бы размозжить ему череп своими гигантскими руками, но Хардт больше не хотел иметь ничего общего с насилием и смертью. Обычно так и бывает, когда на руках человека слишком много крови. Кровь никогда не отмывается. Она въедается в кожу и окрашивает душу человека. Тогда я этого не знала, но Хардт был окрашен в самый глубокий темно-красный цвет. В тот момент я была относительно чиста, хотя вскоре мне удалось это изменить.

Тогда я поняла, что это существо было одним из Проклятых, которых мы встретили в разрушенном городе Джиннов. Оно было маленьким и сутулым, с серой кожей и редкими

волосами на голове и руках. На нем не было одежды, и я увидела, что из многочисленных ран, которые, похоже, были нанесены зубами или ногтями, сочится желтый гной. Бедный мужчина — а, очевидно, это когда-то был мужчина, — корчился на заснеженной земле. Он царапал когтями свое лицо и кричал так громко, что мог бы поднять мертвого. И, поверьте мне, требуется немало шума, чтобы поднять кого-нибудь из могилы.

Мы постояли там некоторое время, наблюдая, как существо катается по земле и воет. Я думаю, никто из нас не знал, что делать. Хардт уже убил невероятно много этих несчастных созданий, и я видела вину, написанную на его перепачканном грязью лице. Я всегда считала глупым испытывать чувство вины из-за убийства Проклятых; они немногим больше, чем звери, и я бы не испытывала чувства вины, убив льва до того, как он убьет меня. Тамура, очевидно, тоже не испытывал чувства вины; судя по выражению его лица, он, вероятно, подумывал о том, чтобы прыгнуть к существу и присоединиться к его метаниям. Сумасшедший старик, вероятно, подумал, что они выглядят очень забавными.

— Что с ним такое? — спросил Хардт, и его голос прозвучал глухо, как барабанный бой на расстоянии. — Я ударил его совсем не сильно.

— Отсутствие, за которым следует избыток. Легко утонуть, когда не умеешь плавать, — с усмешкой сказал Тамура, прежде чем отвернуться от извивающегося существа.

Я заметила, как Хардт стиснул зубы. Он всегда считал Тамуру раздражающим человеком. Некоторые люди не любят загадок, и Хардт был одним из них. К сожалению, Тамура не умеет говорить по-другому. Я решила вмешаться, чтобы недопонимание не усилилось. Вероятно, стоит повторить, что Хардт только что потерял своего младшего брата. Этот большой человек делал мужественное лицо, но под ним скрывалось горе, а я не понаслышке знаю, как горе может затуманить рассудок.

— Он провел всю свою жизнь под землей, — сказала я. Мне следовало бы на этом остановиться, но я по глупости решила, что смогу облегчить боль моего друга. — А еще до этого бесы пришли из Другого Мира, а там нет солнца. Это место, полное тьмы. И чудес.

— Это не бес. — Хардт поймал меня на лжи, направленной на то, чтобы пощадить его чувства. Ложь — полезная штука, особенно когда она направлена на спасение других, но ложь может испортить дружбу в считанные мгновения, почти так же быстро, как и предательство. К счастью, Хардт всегда был достаточно мудр, чтобы видеть причину, стоящую за моей ложью. Я всегда спрашиваю себя, кто из нас больше виноват в этом. Может быть я, потому что так много лгу, но может быть и Хардт, потому что он это оправдывает.

— Он никогда раньше не видел света, — сказала я, продолжая, прежде чем кто-либо из нас успел задуматься о моей ошибке. — Свет, наверное, жжет ему глаза. Нам пора идти. Пока не стемнело. — Странно вспоминать об этом, но мой голос звучал по-другому даже для моих собственных ушей. Я все еще слышала легкую хрипоту, которую мне подарил Хорралейн в тот первый раз, когда пытался меня задушить, но в нем было и что-то другое. Мой голос звучал… старше. Еще одно, за что я должна была поблагодарить хрономантию; из-за магии времени я перестала узнавать свой собственный голос. Перемены бывают разные. Когда они происходят постепенно — это коварные, незаметные изменения, которые ты даже не замечаешь. Но когда есть катализатор внезапных

перемен, это кажется совершенно неправильным и чуждым. Мы сопротивляемся внезапным переменам, возможно, потому, что их боимся.

Я повернулась к лесу, видневшемуся вдалеке, и зашагала прочь. Я ожидала, что они оба беспрекословно последуют за мной. Я привыкла быть главной, привыкла, что другие подчинялись моему руководству, а мои решения были окончательными. Тамура последовал за мной, танцуя по глубокому снегу, как ребенок, и останавливаясь, чтобы полюбоваться собственными следами на белой пыли. Хардт остался стоять, глядя на существо, которое теперь тихо мяукало.

Сначала я подумала, что Хардт может убить эту тварь — протянуть руку и прекратить ее страдания. Это существо даже в темноте выглядело убогим, но на свету оно выглядело по-настоящему жалким. Маленькие конечности, истощенные недоеданием, и потрескавшаяся серая кожа. От него исходил запах гнили и разложения, который чувствовали даже мы, и, уверяю тебя, ни от кого из нас не исходил приятный запах. Я так давно не мылась, что даже не могла вспомнить настоящий цвет своей кожи. Проклятые, возможно, когда-то и были землянами, но слишком много поколений жили под землей, скрещиваясь и враждуя, питаясь бесами и друг другом… В Проклятых больше нет ничего от землянина. Возможно, на самом деле никогда и не было. Они — чума темных уголков этого мира.

Хардт наклонился и поднял маленькое существо так, словно оно ничего не весило. Оно кричало и билось, но Хардт не дал ему времени ударить и швырнул его ко входу в пещеру, в ожидающую темноту. Затем он повернулся и прошел мимо меня. Я поспешила догнать его, стремясь оказаться подальше от пещеры. Где-то внутри, в глубине моего разума или сердца, Сссеракис оплакивал потерю тьмы. Я чувствовала его тоску как странное притяжение, словно между мной и пещерой туго натянулась веревка, пытающаяся утащить меня обратно. Сопротивляться этому притяжению было трудно. Но я не хотела возвращаться. Я не могла вернуться.

Я бросила последний взгляд назад, на пещеру. Так долго она была моей целью, моим способом избежать пыток Ямы. Моим путем к свободе и проблеском надежды. Теперь, когда я посмотрела назад, она показалась порталом в мое прошлое. Мрачным местом, в котором были совершены одни из худших ошибок в моей жизни. Я снова увидела призрак Изена, смотрящий на меня в ответ.

Долгое время никто из нас не произносил ни слова. Если не считать мурлыканья и периодического бормотания Тамуры. Мы все трое были измотаны. Наверное, это неудивительно. В Яме мы жили в постоянном страхе и напряжении, никогда не зная, когда проснемся и обнаружим, что этот день для нас последний. Никогда не зная, когда Приг или Деко решат, что с них хватит. Если уж на то пошло, в городе Джиннов стало только хуже. Окруженные тьмой, неизвестностью, пойманные в ловушку вместе с бесами и Проклятыми, преследуемые Джозефом и приспешниками управляющего. Теперь напряжение спало, и я почувствовала, как меня охватывает усталость. Думаю, я могла бы проспать несколько дней. Но у нас не было на это времени. Нам нужно было оторваться от преследователей. Мы должны были уйти до того, как управляющий пошлет на наши поиски еще кого-нибудь из своих миньонов.

Мы шли к лесу пока солнце медленно двигалось по небу, согревая наши спины. Может быть, это была усталость, — или я неправильно оценила расстояние, — но к тому времени, когда мы достигли первых деревьев, уже почти стемнело. Вот тогда-то мои силы окончательно иссякли. Я рухнула в снег, увязнув по щиколотку в пронизывающем холоде, и почувствовала, что проваливаюсь в него. Последнее, что я помню — Хардт бросился ко мне, а затем все вокруг накренилось и потемнело.