Уроки, Которые не Выучивают Никогда

Хейс Роберт

Не думаю, что я когда-либо видела Хардта таким взволнованным, каким он был в тот день. У него кружилась голова, как у ребенка, впервые увидевшего большой мир. Казалось, он не мог перестать улыбаться и переминался с ноги на ногу, как будто каждая из них так сильно чесалась, что он не мог оставаться на месте. По сравнению с ним Тамура казался просто ледяным, и старик по-настоящему переставал двигаться только тогда, когда с кем-то дрался. Я виню Хардта за нервозные предчувствия, которые испытывала, его беспокойство выплеснулось наружу, и я почувствовала, как напряжение спадает с моих плеч. Коби наблюдала за нами обоими с гримасой отвращения на ее лице пахта. Отвращение — единственное выражение,

которое я никогда не путаю у пахтов, возможно, потому что у них это так хорошо получается: слегка скривленные губы, обнажающие всего несколько зубов.

Нас ждала Мезула, так звали Ранд. Она свернулась кольцами перед своим троном, и, казалось, о чем-то увлеченно беседовала с Голом, который стоял рядом с ней, неподвижный как камень. Сильва часто утверждала, что Гол был гораздо мягче сердцем, чем казалось из-за его суровой внешности. Я не могу отделаться от ощущения, что она солгала на этот счет. В Голе не было ничего мягкого, даже его глаза были двумя твердыми осколками ледяной стали и блестели не хуже моих.

— Ты вернулась. — Возможно, мне показалось, но в голосе Ранд послышалась нотка удивления. Нет, не показалось. Она не ожидала, что я выживу в руинах Пикарра. К счастью для меня, я всю жизнь не оправдывала ожиданий, к большому разочарованию тех, кто их на меня возлагал. Ранд взмахнула руками, и глаза, вделанные в ее ладони, немигающим взглядом окинули нас всех.

Коби не замедлила шага и не оглянулась на нас, а подошла к своей матери и рухнула на трон позади нее, закинув одну длинную ногу на подлокотник гигантского кресла. Я не могу сказать, когда это произошло, но она казалась выше и шире в плечах, достаточно крупной, чтобы не казаться крошечной, когда уютно устроилась там. Сильва осталась рядом со мной, и я почувствовала, как она нежно сжала мою руку, всего на мгновение, а затем прикосновение исчезло. Я получила много мужества и утешения из этого короткого контакта, зная, что она была рядом, чтобы поддержать меня. Тамура тоже стоял рядом со мной с кривой улыбкой на лице, которую я тогда не поняла. Хардт, однако, застыл на месте в нескольких шагах позади нас с открытым ртом и забытым ящиком в руках. Я повернулась и подошла к нему; он, казалось, даже не заметил, как я взяла ящик у него из рук. Но он, конечно, заметил, когда я сильно пнула его по голени, и быстро пришел в себя. Я не могу его винить, честное слово. Он стоял лицом к лицу с существом, которое наш народ считал богом. Я могла бы стоять с открытым ртом рядом с ним, но я уже встречалась с ней однажды и нашла ее скорее чудовищной, чем богоподобной. Когда я снова повернулась и пошла к Мезуле с ящиком, я заметила, что Сильва и Тамура отодвигаются от меня.

Не так-то легко подойти к чудовищу. Все мои чувства восстали против этой идеи, и я почувствовала, как Сссеракис содрогнулся внутри. Если бы ужас был псом, я бы сказала, что от такой близости у него шерсть встала дыбом. Мне показалось, что воздух вокруг Ранд сгустился, горло сдавило так, что стало трудно дышать. Мои ноги дрожали при каждом шаге, и я изо всех сил старалась смотреть на нее, чувствуя какую-то странную потребность глядеть на пол. Я боролась с этим желанием и не отрывала взгляда от ее лица, хотя на нем не было глаз. Сделав несколько шагов, я присела на корточки, поставила ящик на землю и откинула крышку, показав горящую внутри корону Вейнфолда.

— Вот это то, что я никогда раньше не видела, — сказала Мезула, проигнорировав корону. Все ее глаза были устремлены на меня. На ее чудовищном лице появилась улыбка. Я не могу видеть шторм, бушующий в моих глазах. Мое зрение никак не изменилось. Но я провела некоторое время, изучая себя в зеркале, и, должна признать, зрелище весьма впечатляет. И я всегда чувствую его, дугошторм

внутри. Это бурлящее неистовство движения и мощи. Я не буду пытаться обвинять его в каких-либо моих опрометчивых решениях, но он определенно никогда не помогал умерить мой темперамент.

В отличие от своих детей, Мезула не боялась прикасаться к короне. Короткий коричневый мех на ее змееподобном теле, казалось, заколебался, когда она протянула одну из рук в деревянный ящик и вытащила корону. Она положила ее на ладонь и обхватила другой рукой, ее глаза рассматривали корону под разными углами. На лице Ранд появилось выражение, похожее на голодную улыбку, и на мгновение мне показалось, что она собирается проглотить пламя.

— Привет, мой старый заклятый враг, — сказала Мезула, поднося корону к лицу, руки все еще кружились вокруг нее в головокружительной вспышке движения. Казалось, все присутствующие в комнате забыли обо всем остальном, и мы все стояли как статуи, наблюдая, как Ранд и Джинн встречаются впервые за целую вечность. Может быть, мне это показалось, но пламя короны, казалось, стало немного ярче.

— Он может тебя видеть? — Все, кто были в тронном зале, могли быть забыты, но только не я. Я рискнула всем, чтобы вернуть корону Вейнфолда, и едва не потеряла все. Я не собиралась позволять, чтобы это достижение было омрачено.

Одна из рук Мезулы метнулась в мою сторону, глаз уставился на меня с ладони.

— О да. — Снова эта зубастая ухмылка. — Он меня видит. Он знает, кто его превзошел.

Мы! прошипел Сссеракис внутри меня, и я чуть не повторила это вслух. Мезула приписала себе заслугу в нашем достижении. Не то чтобы мы действительно превзошли его, скорее, едва спаслись.

— Могу ли я еще раз взглянуть на корону? — спросила я.

Мезула медленно повернула корону ко мне, и я уставилась на нее. Я представила, как Вейнфолд наблюдает за мной из своего огненного мира, вспомнила его последние слова, обращенные ко мне, обещание, что он запомнит мое имя. Тогда я показала ему самый непристойный жест, какой только знала.

Мезула рассмеялась и отвернула корону от меня:

— Теперь ты почти весь в моих руках, Вейнфолд.

— Почему твои дети боятся короны? — Я знала, что не получу прямого ответа от Сильвы, а Коби была еще менее склонна просвещать меня, но я подумала, что, возможно, сама Ранд ответит на мои вопросы. Я думала, что заслужила ответы. Мне всегда была свойственна самонадеянность, которая позволяет мне предъявлять требования даже к самым могущественным существам, богам или нет.

Мезула повернула руки, по одной на каждого из своих детей: Сильву, Коби и Гола, а еще одна посмотрела мимо меня, через плечо, туда, где стоял Тамура. Я проследила за взглядом этого глаза и увидел, что сумасшедший старик машет мне рукой.

— Повсюду осколки. Они разбросаны по земле. Подними один и… — Тамура ахнул. — Вот ты где.

Когда я снова обратила свое внимание на Мезулу, ее руки снова двигались, одна из них аккуратно положила корону обратно в ящик, в то время как другие продолжали свой танец, ее глаза осматривали комнату.

— Потому что мои Аспекты достаточно мудры и знают, что Джинн сделал бы с ними, если бы у него был хоть малейший намек на шанс. Вейнфолд был жестоким пламенем еще до того, как война привела его и его братьев к гибели. Огонь только и делает, что пожирает, если его не держать в узде, и Вейнфолд — это огонь. Его братья хотели возвысить мир, построить здания, которые внушали бы благоговейный трепет, и придать ландшафту форму, соответствующую их бесчисленным образам. Вейнфолд всегда хотел только одного — сжигать. — Мезула отвернулась от меня, унося с собой закрытый ящик. — И ничто не горит лучше, чем жизнь.