Уроки, Которые не Выучивают Никогда
Шрифт:
Я могу выкачать страх и ссудить тебе силу. Я могу лишить тебя тепла и придать форму твоей тени, но я не могу принять свой облик. Не здесь.
По крайней мере, это было хоть что-то. У меня появилось лучшее представление о том, на что я могла бы быть способна, если бы Сссеракис поделился своей силой с моей. Возможно, даже более полезными были бы знания, которые могло бы предоставить такое древнее существо, при условии, что я смогу поддерживать с ним связь.
Но я должен быть накормлен. Я не могу помочь тебе без силы, а для этого мне нужен страх других.
У меня были и другие вопросы, которые я хотела задать, много других, но один не давал мне покоя с тех пор, как мы покинули Яму:
— Почему ты предстаешь передо мной в образе людей,
Несколько мгновений тишины были убийственными. Я не имею никакого отношения к твоим призракам.
Я фыркнула: «Ты хочешь сказать, что не наблюдаешь за мной его глазами? Вон там, в углу. Охотник, которого я убила в Лесу Десяти». Я встала с кровати и подошла к фигуре, стоящей в тени. Это было самое близкое знакомство с одним из призраков, которых я когда-либо видела, и я вздрогнула от чувства вины. Он был высоким и широкоплечим мужчиной. При жизни он был сильным, но после смерти казался каким-то ослабевшим. Его ребра, казалось, были сломаны, а изо рта текла кровь, высыхая и становясь коричневой на заросшем подбородке. В его глазах было осуждение.
Я не твоя совесть, Эскара. Призраки, которые ты видишь, созданы тобой.
Я не знаю, как именно, но я узнала правду, когда услышала ее от Сссеракиса. Древний ужас тоже мог их видеть, но они не были делом его рук. «Тогда как он оказался здесь? Почему они продолжают появляться?» Я потянулась вперед и провела руку через эфирное тело охотника. Моя рука, словно рассеивая туман, потревожила призрак, но тело быстро рассеялась. В этих мертвых глазах не было ничего, кроме боли и ненависти.
Только один из нас — некромант. Я знаю об Источниках так же мало, как ты знаешь о моем доме.
— Я не некромант. Я даже не пробовала Источник некромантии с тех пор, как они определили, что у меня есть к ней установка. В академии даже не учили некромантии.
Отговорки. Эти тени — твоих рук дело, а не моих.
Правда — это тюрьма. Она стоит за нами всю нашу жизнь и только и ждет, когда мы вступим в ее запретную зону. Я слышала, люди говорят, что правда может тебя освободить. Как ни странно, но это чертова ложь. Правда сковывает тебя, определяет образ мышления, чувств, веры. Правда — противоположность свободе. Ложь, с другой стороны, может быть такой, какой мы хотим ее видеть. Ложь может освободить нас от бремени, под которым правда похоронила бы нас. Ложь может облегчить боль, которую правда заставила бы гнить и гноиться. Ложь может иметь смысл там, где правда просто разоблачила бы нас в том, какие мы лицемеры; урок, который хорошо знают все родители. Мир основан на лжи, на лжи и только на лжи. Но правда всегда рядом, она только и ждет возможности разрушить все, что мы построили.
В ту ночь Сссеракис говорил правду, и я не смогла найти ложь, которая избавила бы меня от замешательства и боли. Каким-то образом призраки были делом моих рук. Я сама, совершенно непреднамеренно, навлекла на себя их появление. Я понятия не имела, как я это делаю, и древний ужас был моим единственным доверенным лицом в этом вопросе. Я не могла рассказать никому из остальных о Сссеракисе, и уж точно не могла им сказать, что я некромант, который воскрешает мертвых в виде духов, чтобы они меня преследовали. Как я могла объяснить Хардту, что даже после смерти его брат не нашел покоя, потому что я каким-то образом ответственна за то, что вырастила его в виде призрака, который будет следовать за мной всю мою жизнь? Я уже несла ответственность за смерть Изена, и правда о том, что я также несу ответственность за его продолжающиеся мучения, была невыносима даже для меня.
Я сделала то, что часто делают многие из нас, сталкиваясь с суровой правдой, с которой мы не хотим мириться: я выпрыгнула из ближайшего окна. Конечно, я не могла сбежать от Сссеракиса, но, по крайней мере, на время оставила призрак охотника позади. Мое окно выходило в наш маленький сад, и мне приходилось быть осторожной, чтобы не наступить на свою спайстраву. Дело было не только в том, что я не хотела повредить растения, но и в том, что стебли у них были с острыми шипами, и в спешке покидая свою комнату, я не потрудилась
Сделав глубокий вдох, я выдохнула через губы и принялась выполнять упражнения на растяжку и стойки, которым научил меня Тамура. По правде говоря, мне хотелось двигаться, и я бы с радостью пустилась наутек, но я была неподходяще одета, и мне не хотелось возвращаться в свою комнату, пока охотник все еще там. Призрак выгнал меня из моего дома. Жаль, что я не могу сказать, что это был последний раз, когда такое случилось.
В этой череде упражнений легко потерять счет времени. Я не знаю, во сколько я проснулась, но к тому времени, как я закончила, небо уже начало светлеть. Когда над Ро'шаном забрезжило утро, город начал сотрясаться. Великую цепь поднимали, и, наконец, пришло время снова оставить Ишу позади. Я надеялась, что в следующий раз, когда мы будем пролетать мимо, у меня будет возможность сразиться с Терреланской империей. На случай, если ты никогда не задумывался о практической стороне осады империи, позволь мне быть предельно честной. Даже учитывая, что это пугающая перспектива. Тогда пределом моего плана была клятва уничтожить Террелан, но я даже не думала о том, как я могу это сделать.
За мной наблюдали. Я поняла это по ползущему ощущению между лопатками — на меня смотрели, хотя я не могла сказать, откуда. Сильва стояла у калитки в наш маленький садик, и на ее лице сияла восхищенная улыбка. Несмотря на ранний час, она выглядела энергичной, ее золотистые волосы почти сияли в первых лучах солнца, а глаза были голодными.
— Не останавливайся из-за меня. Я наслаждаюсь видом, — сказала Сильва.
Я не была уверена, как к этому отнестись. Вывод был очевиден: она наблюдала, как я сгибаюсь и тянусь. И все же я чувствовала себя неловко, как будто меня застали за чем-то запретным. Я скрестила руки на груди и отвернулась от нее. С тех пор, как она поцеловала меня, нам не удавалось поговорить, по крайней мере, по-настоящему. Я снова и снова прокручивала в голове тот разговор, пытаясь понять, что он означал, что чувствовала я и что чувствовала она по отношению ко мне. Как и в то время, когда я была в Другом Мире, все мои мысли вызывали у меня только новые вопросы; вопросы, которые я была полна решимости задать Сильве во время нашей следующей беседы. Но вот она появилась, солнце только начинало всходить, Ро'шан начал просыпаться, и я не могла подобрать слов. Все, что я хотела ей сказать, все вопросы, которые хотела ей задать, — все это исчезло. Сильва знала. Она видела меня, видела меня насквозь и поняла мое разочарование и неловкое смущение даже раньше, чем я сама. Но, конечно, она видела, потому что заглядывать в сердца людей всегда было ее даром.
Она подошла к моему окну, слегка подпрыгнула и села на подоконник. Тут я заметила, что в руке у нее бутылка с длинным горлышком, в которой было что-то розовое. Если не ошибаюсь, это было фруктовое вино с ее любимого виноградника.
— Ты празднуешь? — спросила я, наконец-то набравшись смелости снова взглянуть на нее; я почувствовала, как мое сердце подпрыгнуло от этого зрелища.
— Да, так оно и есть. Шесть дней торговли, — с усмешкой ответил Сильва, — и ни одной неудачной сделки. На самом деле, я завела несколько отличных новых связей и обеспечила Ро'шану нового поставщика железа на треть дешевле, чем мы платим в настоящее время пахтам Итексии. Так что, да, я праздную. И я действительно надеялась, что ты присоединишься ко мне.
Я так и сделала. Мы сидели на подоконнике и разговаривали, распивая бутылку вина и наблюдая, как солнце встает над городом. В компании Сильвы мои нервы и смущение мгновенно улетучились. Я поймала себя на том, что смеюсь, когда она рассказала мне о молодом землянине-торговце, который пытался выучить пахтский, но так сильно коверкал слова, что чуть не сорвал сделку в момент ее завершения. И снова история о толстой женщине-землянине, которая на самом деле предложила Коби руку и сердце. По-видимому, переменчивая Аспект на целый день приняла облик потрясающего мужчины из Полазии, и это сильно возбудило женщину-торговку. Одной мысли о том, что кто-то пытается ухаживать за Коби, было достаточно, чтобы заставить меня хихикать и с трудом дышать из-за вина, которым я подавилась.