Уроки, Которые не Выучивают Никогда
Шрифт:
Сильва недоуменно посмотрела на меня:
— Ты можешь поглощать магию и воспоминания Джиннов? Я думала, что на Пикарре ты только перенаправила дугошторм. По крайней мере, это объясняет твои глаза.
Я непроизвольно потянулась к глазам. Сильва схватила меня за руку:
— Они сверкают так, как никогда раньше, Эска. В них бушует шторм, молния бьет каждые несколько секунд. Это очень красиво.
— Хм, — сказала Имико, расхаживая по комнате. — Значит ли это, что у тебя в животе куча трупов богов? Звучит отвратительно. — Она улыбнулась мне, и я понадеялась, что моя выходка не нанесла непоправимого ущерба нашей дружбе.
— Ты понимаешь, что это значит,
— Что?
— Слияние жизни и смерти. Ты уже дважды впитала дугошторм, приняв воспоминания Джинна как свои собственные. Обновление. Там, в Пикарре, ты умирала, но сила Вейнфолда обновила твое тело. И единство цели. — Сильва на мгновение замолчала. — Мы обе знаем, что у тебя внутри, Эска.
Я на мгновение запаниковала, отчасти из-за себя, но больше из-за Сссеракиса. Мезула убьет нас обоих, если узнает.
— Это ты, Эска, — продолжила Сильва. — Ты — конец Вечной войны. Предсказанная.
Сссеракис горько рассмеялся. Каково это — нести на своих плечах тяжесть всего мира?
Я бы солгала, если бы сказала, что это легкий груз.
Глава 45
Дикие продолжали следовать за нами, но не делали ничего, только наступали нам на пятки. Я чувствовала, как страх волнами накатывается на них, и он становился сильнее каждый раз, когда я оглядывалась назад. Возможно, они заметили, как сверкают в темноте мои глаза, и это послужило им ярким напоминанием о том, на что я способна. Пока мы шли, ко мне возвращались силы, и я знала их истинный источник. Сссеракис, разжиревший от страха, придавал мне сил, восполняя энергию, которую я потратила в бою. Однако ужас не смог залечить мои раны, несмотря на то что зашил их моей тенью. С черными швами на обеих руках я представляла собой ужасное зрелище, но я поплотнее натянула кожаную куртку и зимнее пальто, чтобы их скрыть.
Тамура безошибочно вел вверх и наружу. Старый Аспект обладал странными способностями, когда нужно было выбирать направление. Много раз я полагалась на него, и он никогда не сбивался с пути. Время от времени он хихикал про себя, а в какой-то момент даже заявил, что стены движутся. В то время я решила, что он сумасшедший. Что ж, я всегда знала, что Тамура безумнее клыкастого слизняка, но тогда я подумала, что он просто бредит. Теперь я в этом не уверена. Я думаю, что, возможно, стены действительно двигались. Я думаю, Джинн ускорял наш путь.
Мы мало разговаривали. Я хотела поговорить с Сильвой, но не могла придумать, что сказать. Я чувствовала и утешение, и страх. Страх, что нам больше нечего сказать друг другу, что нашим отношениям больше некуда развиваться. Утешало то, что, несмотря на молчание и секреты между нами, мы оставались вместе. Объединенные. Сильные. Любовь, настоящая любовь, — это не широкие жесты, не напыщенные знаки внимания. Настоящая любовь проявляется в мелочах. В уютном молчании и долгих взглядах. Обнимать своего партнера в конце долгого рабочего дня только потому, что ему кажется, что он в этом нуждается. В пожилой женщине, стоящей на четвереньках и старательно срезающей каждую травинку на могиле своего партнера даже спустя десять лет после его смерти. Любовь, настоящая любовь, проявляется бесчисленным числом разных незаметных способов. Знаки есть, но они не грандиозны. Они просты, часто неизящны. И все же я предпочла бы простой знак внимания широкому жесту в любой день. Я всегда предпочла бы настоящую любовь страстному
Я обдумывала все, что узнала, пока мы проходили через эти мрачные залы, и кое-что поняла: я разгадала не всю загадку, а только ее часть. Слова Сссеракиса все еще терзали меня. Ранд придали ужасу форму, но создала его я сама. В этом не было никакого смысла. По собственному признанию древнего ужаса, он существовал тысячи лет. Я, с другой стороны, существовала всего восемнадцать. Как я могла создать что-то за тысячелетия до своего рождения? Ужас никак не помог мне ответить на этот вопрос, но я почувствовала его веселье, когда потянулась за ответами.
Имико забавляла меня ироничными замечаниями, время от времени шепотом произносила оскорбления, и даже ринглет, который ехал у нее на плече, притянул несколько лиц. Ее страх почти прошел, по крайней мере меня она больше не боялась. Лучше бы она вообще не приходила. Именно ее преданность мне и желание быть полезной заставили ее последовать за мной, но здесь она была в опасности, и чувствовала себя не в своей тарелке. Более того, это была бессмысленная опасность. Имико могла подраться с лучшими из них — я до сих пор помнила, как она меня избила во время нашей первой встречи, — но она не была воином. У нее не было собственной магии, и она избегала драк. Я не могла отделаться от ощущения, что она погибнет, если пойдет со мной. Мысль о том, что моя младшая сестра может превратиться в призрака, приводила меня в ужас. Она ненавидела призраков.
К тому времени, как мы выбрались из глубин До'шана, солнце уже клонилось к закату. Последние яркие красные лучи уходящего дня сияли над западным горизонтом, придавая городу угрожающий вид. Семейство Диких зашипело на нас, когда мы выбрались из люка в то, что было их домом, насколько я могла судить. Сильва прорычала им несколько слов — по крайней мере, я думаю, что это были слова, — существа попятились, а мы поспешили наружу. Возможно, чувство направления у Тамуры было даже лучше, чем я могла себе представить, или, возможно, Джинн действительно изменил наш путь, но мы оказались у подножия гигантской черной сферы, возвышавшейся над центром города. Хардт, Иштар и Хорралейн уже ждали нас там.
Наверное, мне следовало бы радоваться, что Хардт не довершил то, что начали Дикие, своим объятием; оно определенно было достаточно сильным, чтобы сломать кости. Вместо того, чтобы разозлиться из-за того, что я убежала и бросила их, на его лице не было ничего, кроме облегчения, когда он заключил меня в крепкие объятия. Я бы солгала, если бы сказала, что не пискнула от тревоги, но я все равно была ему благодарна. Приятно осознавать, что большой терреланец всегда будет рядом со мной, через что бы я ни прошла и что бы я ни сделала. Когда Хардт отстранился от меня, он посмотрел мне в глаза, и я увидела, как вытянулось его лицо. Улыбка сменилась чем-то похожим на жалость.
— Что ты наделала, Эска? Клянусь Лурсой, во что ты себя превратила?
Он, должно быть, увидел это в моих глазах. Узнал боль, отразившуюся в них. Мы оба были виновны в зверствах, в том, что теряли себя в битве. В том, что убивали без оглядки. Мы оба были запятнаны кровью, которая проникала глубже, чем кожа. Мне не нужно было отвечать ему, а Хардту не нужно было знать подробности. Он снова крепко обнял меня, и я беззвучно заплакала, уткнувшись ему в плечо. Если интересно, всегда можно определить, когда кто-то беззвучно плачет; он неудержимо дрожит от усилий сдержать слезы.