Уроки любви
Шрифт:
– У вас есть дети! – Голос не слушался меня. Как будто кто-то сдавил мне горло.
Это был настоящий шок. Я понимала, что ему не меньше двадцати пяти и что в этом возрасте у людей уже бывают дети. Я догадывалась, что у него, наверное, есть какая-нибудь женщина… Впрочем, я особенно над этим не раздумывала. Для меня он был мистер Рэксбери – мой учитель рисования, а не мистер Рэксбери – отец семейства, с женой и двумя детьми.
– Моему сыну три года. Его зовут Гарри. А Лили всего шесть месяцев. Погоди. – Он стал рыться в карманах в поисках бумажника. – Вот они. – Он протянул мне фотографию.
Я
– Какие милые! – Я постаралась изобразить восторг.
Интересно, как выглядит его жена? Можно об этом спросить?
– А нет у вас с собой фотографии жены?
Он на мгновение задумался:
– Да. Где-то тут была фотография, на которой мы все вместе.
Он долго перебирал пятифунтовые бумажки, пластиковые карточки и автобусные билеты и наконец выудил помятый любительский снимок.
Вся семья стояла на лужайке, щурясь от яркого солнца. Мистер Рэксбери был в шортах, черной футболке и парусиновых туфлях. Меньше всего он был похож на учителя. Он толкал перед собой коляску с маленькой Лили. Ее панамка съехала набок, почти закрыв лицо, но девочка весело дрыгала толстыми ножками. Гарри хмуро глядел из-под кепки, уцепившись за маму, и, похоже, канючил, чтобы его взяли на руки.
Я перевела взгляд на его мать. Она была не такая хорошенькая, как я ожидала. На ней были свободные шорты до колен и просторная футболка. Она, очевидно, не стеснялась своей фигуры. Конечно, она не была толстухой, как наша мама или даже как Грейс, но все же полновата – большая грудь, большой живот и внушительный зад. Возможно, она еще просто не похудела после родов.
Я вглядывалась в ее лицо. Она сощурилась на солнце, поэтому разобрать черты было почти невозможно. Кроме того, ее теребил малыш. Трудно ожидать, чтобы человек при таких условиях выглядел довольным и счастливым. Зато волосы у нее были чудесные – мягкие, блестящие и светлые, падающие на плечи. Значит, мистеру Рэксбери нравятся высокие полные блондинки. Я пожалела, что сама я маленькая, худая и темноволосая.
Я мучительно придумывала, что сказать. На самом деле мне хотелось задать уйму вопросов. Почему вы выбрали именно ее из сотен женщин вокруг? Что в ней такого особенного? У вас нет от нее тайн? Она обнимает и утешает вас, когда вы устали или озабочены? Она тоже рисует? Она любит читать? По воскресеньям вы вместе ходите на эскизы, а потом уютно устраиваетесь по краям дивана, касаясь друг друга пальцами ног, и читаете каждый свою книжку? Вы ходите вместе за покупками? В воскресенье утром вы берете детей к себе в кровать, чтобы немножко понежиться всей семьей? Вы были влюблены в нее с самого детства? Это ваша единственная настоящая любовь?
– Как ее зовут? – спросила я вслух.
– Марианна.
– Здорово, – сказала я, запинаясь. – Хотелось бы мне иметь такое красивое имя!
– А что плохого в Пруденс?
– А что в нем хорошего? Чудовищное викторианское имя, означающее добродетель мудрости. Мой отец был одно время очень религиозен. До безумия. Меня зовут Пруденс Чэрити – Мудрость и Любовь, а сестру – Грейс Пэйшенс: Милосердие и
– У меня тоже ужасное имя. Кит. Очень старомодное. Представляешь, каково мне было ребенком? «Меня зовут Кит» – ужас! Слава богу, почти все звали меня Рэкс. Но тебе, по-моему, повезло. Пруденс и Грейс – очень красивые имена. Так и представляешь викторианских девочек в передничках и ботинках на пуговках.
– Вот именно! – откликнулась я. – И платье у меня примерно такое же старомодное.
Я продолжала носить по очереди свои безобразные платья. Мама дала мне в школу десять фунтов. Она думала, что в этом специальном магазине мы сможем купить себе по форменному костюму за пятерку. Однако цены здесь были не как на благотворительном базаре. Вещи стоили целое состояние, даже совсем ветхие. Я купила на свою десятку поношенный пиджак, который мы с Грейс носили по очереди. Грейс он был тесноват, а я в нем тонула, но мне было уже наплевать.
Мама пришла в ужас, когда я сказала ей, сколько стоит форма. Она несколько раз допрашивала меня, сколько в точности стоят юбка, блузка и школьный галстук. Я слышала, как она спрашивала о том же Грейс, как будто не поверила мне. Видимо, она перестала мне доверять с тех пор, как я растратила деньги на уроки математики.
– Мне кажется, тебе идут такие платья, Пруденс, – сказал мистер Рэксбери.
– Я их ненавижу! – выдохнула я. – Не могу дождаться, когда у меня будет нормальная школьная форма, но мы, видимо, будем собирать на нее деньги еще целую вечность.
Мистер Рэксбери помолчал немного.
– А может быть… Может быть, тебе стоит подработать немного самой?
– А как? Я не могу работать по субботам, потому что в это время я помогаю в нашем книжном магазине, а за это мне не платят. Я бы могла разносить покупки, но магазин в нашем квартале как раз прекратил доставку на дом. А больше я ничего не могу придумать.
– Сидеть с детьми?
– Я не знаю никого с маленькими детьми
– Ты знаешь меня, – сказал мистер Рэксбери.
Я уставилась на него во все глаза.
– Вы это серьезно?
– А почему бы и нет? Нам с Марианной надо иногда ходить куда-нибудь вместе. По-моему, мы ни разу не выходили вечером с тех пор, как родилась Лили. Что ты об этом думаешь? Например, в пятницу? Часов так в полвосьмого? Мы вернемся к одиннадцати, и я отвезу тебя домой, разумеется. Твоя мама будет не против, как ты думаешь?
– Конечно, она будет не против, – сказала я.
Мама была против. Еще как!
– То есть как это учитель предложил тебе посидеть с его детьми, Пруденс? Он же тебя почти не знает. Ты в школе без году неделя.
Мне казалось, что я знаю мистера Рэксбери всю жизнь, но у меня все же хватило ума не говорить этого маме.
– Это мистер Рэксбери, мама, – пояснила я.
– А, Рэкс! – сказала Грейс.
Она называет его Рэкс, хотя он даже не ведет уроков в их классе! У меня бы ни за что не хватило духу назвать его так. Мне это казалось слишком личным, доверительным, хотя его звала так вся школа – учителя, ученики и даже поварихи в столовой.
– Кто бы он ни был, ты не пойдешь домой к незнакомому человеку, – сказала мама.