Уроки обольщения
Шрифт:
Девушка уселась Дамиену на колени и мечтательно улыбнулась. Барон с досадой подумал, что она ровесница его сестры. Девица распахнула полы туники и, выпятив груди, уткнулась сосками ему в губы. Джереми воспользовался замешательством гостя и встал, с улыбкой промолвив: — Не буду вам мешать, развлекайтесь, голубки! Дамиен машинально лизнул сосок и, ощутив вкус вина, почувствовал, как ни странно, не вожделение, а брезгливость. Однако он не стал ее демонстрировать и обвинять Джереми в том, что тот подсунул ему несвежий товар. Вместо этого он огляделся по сторонам и, убедившись,
Его приятели пришли бы в изумление, если бы узнали, что он отказался от юной прелестницы по моральным соображениям. Они бы удивились еще больше, если бы он поделился с ними своими планами отослать девицу в Лондон и наказать своему секретарю позаботиться о ней. Впервые в жизни Князь Порока выступал в роли защитника женской добродетели.
Знойный послеполуденный воздух, пропитанный ароматом роз, дурманил Ванессе голову. Стоя на аллее парка в тени могучего вяза, она смотрела, прищурив глаза, на приближающегося к ней брата и чувствовала себя коварной предательницей. Уступив настоятельной просьбе Оливии вызвать Обри на свидание, она все еще сомневалась, что поступила правильно.
Ванесса искренне желала Оливии добра и надеялась, что эта странная затея, пусть и родившаяся из ее стремления отомстить Обри, наполнит смыслом ее жалкое существование, пробудит в ней желание бороться за свое выздоровление, а не прозябать, отчаявшись победить недуг.
Оливия замерла в инвалидном кресле, неподвижная, словно бесчувственная мраморная статуя. Обри остановился напротив нее и с мольбой взглянул в ее холодные голубые глаза. Лицо девушки напоминало маску, но Ванесса, успевшая хорошо изучить ее натуру, знала, что внешняя невозмутимость стоит ей огромных усилий. Внезапно Обри упал на колено, воскликнув:
— Оливия! Прости меня!
Не в силах видеть его искаженное сразу множеством эмоций лицо, Ванесса отвернулась, чувствуя, как сильно кружится у нее голова от благоухания роз.
На той же неделе Обри еще несколько раз приходил в розарий на свидание с Оливией, что не вызывало у садовника и слуг никаких подозрений, поскольку они привыкли видеть в парке ученых и художников. Оливия не выказывала никаких признаков намерения сменить гнев на милость, оставаясь ледяной принцессой. Обри покорно принимал ее холодность и терпел редкие язвительные реплики с кротостью аскета, добровольно облачившегося во власяницу. Такое поведение брата удивляло Ванессу и наводило ее на размышления.
Однажды Обри принес с собой томик стихотворений и вызвался почитать их для Оливии вслух. Но девушка, судя по ее задумчивому взгляду, устремленному вдаль, его не слушала.
С каждой их новой тайной встречей Ванесса все больше нервничала, тяготясь как своей ролью сводницы, так и опасением, что все это рано или поздно станет известно Дамиену. Она боялась даже представить, какой тогда случится скандал. Барон, возможно, вызовет Обри на дуэль, а ее просто-напросто
Ванесса всерьез подумывала, не лучше ли ей самой рассказать Дамиену все как на духу. Но в этом случае она рисковала потерять доверие Оливии, а вместе с ним и последний шанс добиться у нее прощения Обри. Так и не придя ни к какому решению, Ванесса окончательно утратила способность мыслить здраво. Неожиданно в усадьбу вернулся Дамиен.
Ванесса музицировала в музыкальной гостиной, разучивая сложный для исполнения на фортепьяно пассаж, когда туда стремительно вошел барон. Она увидела его и обмерла, ощутив прилив вожделения. Лишь усилием воли сумела она сохранить безмятежное выражение лица.
Дамиен мягко улыбнулся и, подойдя к ней, промолвил:
— Я думал, что это играет Оливия. Где она сейчас?
— У себя, наверное, читает стихи, — спокойно ответила Ванесса, не выказывая удивления тем, что он даже не упомянул о том, что скучал по ней.
— Уж не прихворнула ли она?
— Нет, она вполне здорова, если это слово вообще можно применить к ней в ее нынешнем состояние.
— Тогда я схожу проведаю ее! — Барон направился было к выходу из гостиной, но в дверях остановился и, обернувшись, спросил: — Ты успеешь одеться для бала к девяти часам? В десятом мы выезжаем к Фоксмурам. Надеюсь, ты не забыла?
— Нет, но… Видите ли, барон, пока вы отсутствовали, здесь случилось одно неприятное происшествие… Я сомневаюсь, что мне стоит появляться у Фоксмуров…
Она рассказала Дамиену об инциденте, случившемся в минувшее воскресенье в церкви. Он нахмурился и сказал, поборов негодование:
— Тем более нам нужно быть там! Нельзя потворствовать хамству местных светских волчиц, нужно отобрать у них инициативу и навязать им свои правила игры.
— Так хорошо рассуждать, имея богатство и влияние в обществе. Но в моем стесненном положении лучше проявить осторожность.
— Вот уж не думал, что мой ангел может струсить! — с улыбкой воскликнул Дамиен. — Разве не ты призывала Оливию не прятаться от окружающего мира под одеялом? Какой пример ты ей покажешь, отказавшись от этой поездки из опасения стать объектом чьих-то насмешек? Тебе ли их бояться?
— Пожалуй, это справедливо, — согласилась Ванесса, расправляя плечи и горделиво вскидывая подбородок.
Когда барон вышел, она еще раз обдумала его слова. Он |был, разумеется, прав; ей не следовало сторониться людей и показывать Оливии дурной пример для подражания.
По зрелом размышлении она сделала и другой вывод: появление в свете пойдет ей на пользу! На балу ей может представиться возможность завести полезные знакомства и тем самым разнообразить свою жизнь в усадьбе, которая уже начинала казаться ей скучноватой. В чем-то Дамиен был, несомненно, прав: пожив здесь в одиночестве подольше, поневоле пустишься во все тяжкие от тоски.
В этот вечер она одевалась, прибегнув к помощи горничных Оливии, с особой тщательностью и, взглянув на свое отражение в зеркалах, осталась очень довольна собой. Но платье прибавило ей смелости и уверенности в себе.