Уроки переносятся на завтра
Шрифт:
Однако сон не шёл. Какие-то спутанные, разрозненные мысли клубились в головах обоих друзей. Опасения, сомнения, догадки.
– Ты не спишь?
– Нет.
– Домой мне ехать нужно.
– Давно пора.
– Только ты не подумай, что я струсил или что-то такое. Действительно пора.
– Не подумаю.
Утром Толян подскочил непривычно рано и сразу стал собираться, чтобы лишними душевными переживаниями не навредить принятому накануне решению. Гости до сих пор не вернулись, что тоже играло ему на руку. Атхуяк и Лёха мирно спали.
– Куда поедем?
–
– На вокзал.
– А чего не в аэропорт?
– Дешевле на поезде.
Они, как полагается, присели на дорожку, выждали традиционную минутную паузу, а потом поплелись на трамвайную остановку.
Толян сразу сунулся в воинскую кассу, где не было ни очередей, ни обязанности доказывать необходимость срочной поездки. Он только просунул в окошечко военный билет и назвал пункт назначения.
– Есть пассажирский в девять двадцать, - сказала женщина.
– Но он прибывает на два часа позже, чем скорый на одиннадцать сорок. Какой берёте?
– Пассажирский.
– Плацкарту?
– Спасибо, общим обойдусь.
Всё. Оставалось что-то около часа. Потом они разбегутся в разные стороны, и никому не известно, пересекутся ли их пути-дороги когда-либо снова. Многое изменилось, многое забылось. Их будущее теперь больше не зависело от прошлого.
Они взяли в буфете десяток бутылок «Бархатного», которое называлось так, видимо, из-за нежной пены, которая рвалась из бутылки. И парочку «наборов в дорогу».
* «Набор в дорогу» — варёное яйцо, два ломтя чёрного хлеба, кусок жареного минтая, кружок варёной колбасы, огурец. По отдельности не продавалось.
– Что делать собираешься?
– спросил Серега, стараясь быть серьёным, но Толян лишь усмехнулся.
– В милицию пойду, - сказал он, непонятно, в шутку ли.
– Зов предков?
– поддержал наметившийся тон разговора Серега.
– Лучше на эту тему не начинай.
– Не буду. Вариант со студенчеством, значит, ты категорически отвергаешь.
– Пока да.
– Зря. Без образования ты и в ментовке выше сержанта не прыгнешь.
– Ладно. Видели, каким образованием вы здесь занимаетесь.
– А где по-другому? До диплома дожить, а там — все двери раскрыты перед тобой.
Они механически клацнули стаканами и сделали по глотку, соображая, что ещё нужно успеть сказать в отведённый им срок. Однако от мучительных поисков темы их спас какой-то гражданин, одетый в сомнительной свежести пальтишко, и лыжную шапочку времен войны 1812-го года.
– Прошу прощения, - сказал он.
– Не могли бы вы выделить мне четверть стакана вашей жидкости? Запить таблетку.
Он и в самом деле держал наготове белое колёсико в давно немытых пальцах.
– Это пиво, - разочаровал его Толян, мимолетно отметив про себя, что им везёт на всякую рвань в последнее время.
– Не побрезгую ничем, - не смутился человек, подставляя пустой стакан.
Серега щедро плеснул ему из бутылки вдвое
– От печени?
– пошутил Толян.
– Что вы! Это обычный анальгин. Прошлой ночью у меня, ни с того ни с сего, разболелся зуб...
Он сделал паузу, разглядывая собеседников и читая на их лицах одно лишь неудовольствие от его присутствия. Судя по всему, к такому отношению он привык, и оно его ничуть не смущало.
– Краем уха услышал ваш разговор. Вы уж извините. С вашего позволения готов внести свои пять копеек, как говорится.
Друзья переглянулись, и Толян неожиданно благодушно махнул рукой.
– Пусть треплется. Но следующую порцию пива тебе придется заслужить, - предупредил он бомжа.
– Вижу, вы неправильно истолковали мои намерения, - улыбнулся тот.
– Но я не в обиде.
Он стащил с головы шапочку, под которой оказалась буйная растительность, слегка тронутая сединой.
– Меня зовут Бич, - отрекомендовался он.
– Это заметно, - пошутил Серега.
– И опять вы ошибаетесь. Эту кличку я получил от друзей за хлёсткость и прямоту выражений. Хочу поведать вам одну поучительную историю.
– Он торжественно поднял вверх указательный палец.
– Когда мне исполнилось десять лет, отец подарил мне на день рождения луноход на батарейках. Стоило его включить и положить на пол, как он принимался самостоятельно кататься по комнатам. Наткнувшись на какое-нибудь препятствие, он давал задний ход и двигался в противоположную сторону.
– Помню, - подтвердил Толян.
– У меня тоже был такой.
– Конечно, - согласился Бич.
– Наша промышленность штамповала его в таких количествах, будто от него зависело здоровье нации. Мне нравилось наблюдать за игрушкой. Я поражался её упорству и оптимизму. Конечно, тогда я ещё был далек от каких-либо выводов, но картинка глубоко врезалась мне в память. Потом в моей жизни произошли многочисленные неинтересные события, о которых и сказать-то особо нечего. Закончил школу, поступил на физмат, потом в аспирантуру, рано обзавелся семьёй... Много всякого повидал. Среди моих планов были, смешно сказать, научные открытия и академическая карьера. Я даже успел вступить в Партию, - шёпотом признался Бич.
– И что случилось потом?
– Сначала мою научную тему признали неперспективной.
– Бывает.
– Потом жена решила устроить мне весёлую жизнь, спутавшись с соседом по лестничной площадке. Потом я загремел в больницу.
– Авария?
– Если бы! В кардиологию. Представьте, мне не исполнилось ещё и двадцати пяти лет. Я нервничал, доказывая свою правоту, участвуя в семейных сценах, голосуя на собраниях за решения, с которыми был не согласен. Сломался, в общем. В палате нас лежало несколько человек, и среди взрослых — один мальчик лет десяти. У него было что-то там врождённое. Нам всем приносили яблоки и котлеты, а ему — игрушки, одной из которых оказался тот самый луноход. Представьте себе, за столько лет они не поменяли в нём ничего. Мальчик играл с ним, а я умилялся, глядя на него, и вспоминал собственное детство.