Уроки разбитых сердец
Шрифт:
— Раньше я не слишком об этом задумывалась, — с горечью призналась Иззи. — Мне казалось, что всему придет свой срок. Что я еще успею влюбиться и родить ребенка, что в запасе еще уйма времени, и я еще молода. Вот и дождалась.
— Тридцать девять — это не так уж много.
— В будущем месяце мне стукнет сорок, — поправила подругу Иззи. — Мне горько из-за Джо. Жалко себя и его. Когда подводишь черту, бывает больно. Но нужно через это пройти. Сейчас я оплакиваю прошлое, прощаюсь с надеждой найти свою любовь и завести детей. Я знаю, это конец,
Такси остановилось у дома Карлы.
— Забудь о нем, — сказала Карла на прощание. — Он тебя не стоит. Ты многого успела достичь в жизни, подумай лучше об этом. Мы наконец открыли свое дело, у нас масса планов, это самое замечательное время нашей жизни.
Иззи кивнула. Карла была права. «Силвер — Уэбб» набирало обороты, и профессиональная карьера Иззи складывалась успешно, но в личной жизни она потерпела поражение.
Все самое важное, что представлялось ей незыблемым, треснуло по швам и расползлось, как ветхая ткань. Бабушка лежала в коме, а надежда обрести семью и детей оказалась иллюзорной.
— Да, все верно, — отозвалась она, ради Карлы стараясь придать голосу бодрость. — Все будет хорошо, главное — захотеть. Притворись птицей, и у тебя вырастут крылья, так?
— Вот именно! — улыбнулась Карла. — Это следует взять на вооружение. Притворись птицей, и у тебя вырастут крылья.
Иззи успела отпустить такси, когда заметила Джо, сидящего на лестнице перед ее подъездом.
«О Господи, он здесь. Только не это». Видеть его сейчас было невыносимо.
— Иззи!
Всегда уверенный и властный голос Джо звучал непривычно глухо.
— Я не могу говорить с тобой, Джо, — сказала Иззи. — Пожалуйста, уходи.
— Я не уйду, выслушай меня, — попросил он. — Прости, прости меня за Кэролайн и ребенка, прости за все, что я тебе наговорил…
Иззи остановила его жестом. Она знала, как следует поступить, и никакие уговоры Джо не в силах были изменить ее решение. Все было кончено. Теперь она хотела лишь одного: чтобы он ушел.
— Джо, — проговорила она, борясь со слезами. — Я прошу тебя уйти. Мы бы никогда не были счастливы вместе. Ты бы вечно терзался чувством вины из-за своих мальчиков, а я не смогла бы тебе простить, что так и не стала матерью. Ну как ты не понимаешь? У нас нет будущего. Мы бы только измучили друг друга и твоих близких. В конце концов, ты возненавидел бы меня. Уходи. Оставь меня в покое. Возвращайся к своей семье. Ведь на самом деле именно этого ты и хочешь.
— Нет! — яростно выкрикнул Джо.
— Да, — мягко возразила Иззи. Ей вдруг стало жалко Джо: он все еще боролся, пытался что-то доказать ей и себе самому. К чему? Джо принадлежал семье, не Иззи. Он давно сделал свой выбор, но не желал это признать. Невозможно обладать всем. — Я отпускаю тебя, Джо. Ради нас обоих. Пожалуйста, уходи, — взмолилась она.
Он замер в нерешительности, и в это мгновение Иззи поняла, что победила. Победила — и потеряла Джо.
— Но…
— Никаких «но», — отрезала она.
Джо шагнул
— Прощай, Джо, — сказала она и, не обернувшись, толкнула дверь.
В квартире Иззи привалилась спиной к двери и закрыла лицо руками. Ей хотелось заплакать, но слез не было. «Может быть, позже», — устало подумала она. В конце концов, впереди у нее целая вечность. Целая вечность, чтобы плакать в одиночестве.
Глава 23
По дороге домой Ивонна трещала без умолку, словно боялась, что стоит ее словесному потоку иссякнуть, как неизбежно придется обсуждать запретную тему — попытку Аннелизе покончить с собой. «Наверное, нечто подобное испытывает раковый больной, — подумала Аннелизе. — Все вокруг отчаянно пытаются не упоминать об «этом», хотя сам бедняга не прочь поговорить о болезни, которая стала частью его жизни и, разумеется, занимает его мысли».
Ивонна рассказала, что в благотворительной лавке разразился страшный переполох, когда среди вещей обнаружилась драгоценная сумка «Эрме».
— Я бы не узнала сумку от «Эрме», даже если бы уткнулась в нее носом, — возбужденно выпалила она, — но это точно «Эрме». Мы поставили ее на самое видное место.
Аннелизе смутно припомнила, что такие сумки стоят тысячи.
— И почем вы ее продаете? — поинтересовалась она.
— Четыре тысячи евро, — с готовностью откликнулась Ивонна. — По-моему, мы еще ничего не выставляли на продажу за четыре тысячи, если не считать газонокосилки.
Другая тема, которую Ивонна посчитала подходящей для беседы с «бедняжкой Аннелизе», касалась приближающейся осенней ярмарки на Харбор-сквер. Ярмарка должна была открыться в ближайшую субботу и продлиться чуть больше недели. Дочь Ивонны несколько месяцев готовилась к этому событию — мастерила хрустальные сережки, которые собиралась продавать с лотка. Ивонна помогала ей, хотя не особенно одобряла увлечение дочери и считала, что Катрионе стоило получить приличное образование в колледже, а не тратить время на возню с малюсенькими хрустальными бусинками и ювелирной проволокой.
— Ну что тут скажешь? — посетовала она. — Мне приходится твердить: «Молодец, Катриона, у тебя славно получается, дорогая». Моя мать дала бы мне полбу и велела бы искать нормальную работу, если бы увидела, что я занимаюсь подобной ерундой. У Катрионы пять высших оценок в аттестате! Но в наши дни все по-другому, родителям приходится несладко.
После этого Ивонна переключилась на новую захватывающую тему.
— Милая Джоди из соседнего дома беременна!
— Это замечательно, — порадовалась Аннелизе. Джоди приходила ее навестить, принесла журналы и шоколад. Она была одной из немногих, кто не испытывал странной скованности и смущения, оказавшись в психиатрическом отделении больницы.