Уроки разбитых сердец
Шрифт:
Признание мужа потрясло ее, и час спустя, стоя рядом с ним на пресс-конференции, она была все еще оглушена его неожиданным откровением.
— Аннелизе, — тихо заговорила Иззи. Ее голос слегка дрожал, казалось, она вот-вот заплачет. — Я хотела выпить кофе, но раздумала. Лучше куплю себе воды в буфете. Тебе что-нибудь принести?
— Нет, спасибо. — В последние дни Аннелизе не испытывала ни голода, ни жажды. У нее не осталось никаких чувств, лишь ощущение черной дыры в груди, через которую медленно утекает жизнь.
Иззи ушла, и Аннелизе снова принялась мучить себя воспоминаниями о прошлом. Словно в голове ее безостановочно
В Рождество приехали Бет с Маркусом, и домик на Милшон-Бей наполнился весельем и смехом. Аннелизе с удовольствием готовилась к этому дню. Она сбилась с ног, разыскивая самую лучшую рождественскую елку, а потом наряжая ее и превращая свой коттедж в сказочный домик из рождественских книжек с гирляндами и венками из остролиста, со сверкающими золотыми шарами и бесчисленными Санта-Клаусами, запаса которых с лихвой хватило бы, чтобы потопить небольшой корабль. За рождественским столом собрались семеро: сама Аннелизе и Эдвард, Брендан, Лили, Нелл, Маркус и Бет. Нелл принесла свои знаменитые меренги с горьким шоколадом, их ели с малиной.
Когда Нелл приглашали в дом на какое-нибудь торжество, она с благодарностью говорила в своей обычной шутливой манере: «Спасибо, что терпите меня».
Но в то Рождество Нелл не произнесла привычную фразу. Аннелизе хорошо это запомнила: в тот момент она с радостью подумала, что Нелл наконец-то привыкла считать себя другом дома, а друзей не благодарят каждый раз за приглашение. Как же она ошибалась!
— Могу я чем-нибудь помочь? — весело спросила Бет, входя в кухню. Нарядная, элегантная, в тонком серебристо-зеленом свитере и серой бархатной юбке, соблазнительно кружившейся при ходьбе, с блестящими темными локонами, обрамлявшими улыбающееся лицо, она походила на рождественскую фею из сказки.
— Нет, дорогая, — живо откликнулась Аннелизе.
Вернувшись из церкви, она успела сменить свой рождественский наряд на старенькие джинсы с рубашкой, прежде чем заняться готовкой: она не хотела перепачкаться во время стряпни и рассчитывала быстренько переодеться, когда обед будет готов. Нелл же предпочла повязать огромный фартук поверх своего роскошного платья. Аннелизе с нежностью отметила, что подруга выглядит потрясающе. Нелл надела чудесные сережки ручной работы в форме крохотных капелек цвета фуксии и такое же ожерелье — подарок Аннелизе и Эдварда.
— Нелл, как там индейка? — спросила Аннелизе. В этом вопросе Нелл считалась экспертом.
— Я бы подержала ее еще минут двадцать, так будет вернее, — деловито вынесла свой вердикт Нелл.
— Ладно, тогда я открою духовку, а ты поможешь мне полить индейку.
Эдвард вошел, когда операция была успешно завершена.
— Ну как две мои любимые поварихи? — шутливо поинтересовался он.
— Отлично, — отозвалась Аннелизе, заглядывая в кастрюлю, где варилась брюссельская капуста.
— Все чудесно, — проворковала Нелл. — Пахнет восхитительно, правда? Я знаю, ты проголодался, Эдвард, но потерпи еще чуть-чуть. Тебя ждет нечто сногсшибательное. Ради этого стоит немножко помучиться.
— Ты у нас знаток, Нелл, тебе и решать, — пожал плечами Эдвард.
Обед получился великолепным. От начала и до
Ночью, когда гости разошлись по домам, а Маркус и Бет смотрели телевизор внизу, Аннелизе с Эдвардом обнялись, лежа в постели.
— Чудесный день, правда? — сказала Аннелизе.
Она чертовски устала: весь день хлопотала на кухне и носилась по дому, стараясь превратить Рождество в настоящий Праздник. Наверное, все прошло бы замечательно и без лишней суеты, но Аннелизе казалось, что в такие дни, как Рождество, нельзя упускать из виду ни одной мелочи, что здесь действует некая магия, вроде той, что не дает летящему самолету рухнуть вниз, если ты не спишь и мысленно следишь за черной точкой в небе. Говорят, человек с открытыми глазами может одной лишь волей удержать самолет в воздухе: стоит как следует сосредоточиться, и авиалайнер благополучно приземлится.
— Все было замечательно, дорогая, — подтвердил Эдвард, потом целомудренно поцеловал жену в лоб и повернулся на другой бок. — Ты устала, — великодушно пробормотал он. — Давай спать.
Когда-то давным-давно они занимались любовью ночью после больших событий вроде дней рождения или годовщин. Это стало своего рода ритуалом, их тайной традицией. Аннелизе отрешенно покачала головой. Она должна была насторожиться, почувствовать неладное, когда Эдвард не захотел обнять ее и медленно раздеть с той смесью пылкой страсти и неизъяснимой нежности, которая вот уже тридцать лет наполняла радостью их брак.
Аннелизе должна была догадаться, что что-то не так, но мысли ее были заняты совсем другим.
Похоже на эпитафию, горько усмехнулась она: «Здесь лежит Аннелизе, что ни на минуту не смыкала глаз и удержала самолет в воздухе. Жаль, она выбрала не тот самолет».
Как бы ни гневалась Аннелизе на Эдварда, на себя она злилась еще больше. «Только слепая могла так долго ничего не замечать!» — ожесточенно твердила она себе.
Ей хотелось вцепиться себе в волосы и закричать. Мысль о том, чтобы вернуться в палату и снова увидеть вытянутое, страдальческое лицо Иззи, казалась ей невыносимой. Только не сейчас. Она зайдет к Лили позже, нужно немедленно отправиться домой и привести себя в чувство. Пусть лучше Иззи поломает голову куда подевалась тетя, чем увидит, как она расползается по швам у нее на глазах, словно старая ветошь.
Дома можно не сдерживаться, дать волю ярости и отчаянию, а если станет совсем невмоготу — принять транквилизаторы из старых запасов. Аннелизе давно не прибегала к лекарствам, но в маленьком пузырьке на ночном столике еще оставалось немного таблеток. На первое время их должно хватить, рассудила она, а там доктор выпишет новые. К чему откладывать? Она долго боролась, не желая сдаваться и глотать проклятые антидепрессанты, для нее это означало постыдное поражение. Но теперь все изменилось: настало время тяжелой артиллерии. Если доктор Уилан способен избавить ее от гибельной, мертвящей черноты, она готова капитулировать. Готова пить лекарства горстями. Лишь бы не сорваться. Кто знает, что тогда может случиться?