Урожай собрать не просто
Шрифт:
— Но кому будет выгодно, если мы не выполним свою часть договора? Ведь все равно земля отойдет вам.
— Кому угодно. Я уже объяснил вам, что не собираюсь оставлять ее за собой, а продам так скоро, как только мне это удастся. Надеюсь, я оправдал себя в ваших глазах? — Господин Клаус успокоился, сел на стул и стал почесывать по загривку все еще настороженную Зельду.
Я задумчиво подошла к окну. Он меня почти убедил. Но давайте смотреть правде в глаза: легче всего убедить того, кто сам хочет, чтобы его убедили. И поэтому…
— Господин Клаус, вы горите! — воскликнула
— Что? — такого ответа фабрикант не ожидал и поэтому не сразу сообразил, о чем я. Но через пару секунд все же подскочил ко мне и тоже выглянул из окна.
Над углом одной из деревянных построек фабрики поднимался черный дымок. Со двора это пока вряд ли кто-то мог заметить, потому что постройка находилась около самого забора, но вот из окна кабинета хозяина на втором этаже все было видно как на ладони.
Не теряя времени, господин Клаус выскочил из комнаты, и его шаги загрохотали по лестнице, ведущей вниз, во двор. Зельда преданной тенью бросилась следом. У меня был выбор: остаться в кабинете и наблюдать за происходящим через окно либо последовать за фабрикантом и попытаться помочь. Я нашла третий вариант: несколько секунд повоевав с задвижками на окнах, распахнула их во всю ширь и, набрав воздуха в грудь, возвестила над двором:
— ПОЖАР! ПОЖАР! ПОЖАР! ГОРИМ!
Фабрикант, бегущий по двору, даже споткнулся, но оглядываться не стал — голос у меня хороший, звонкий, только вот продемонстрировать его удается нечасто в силу полного отсутствия музыкального слуха.
Может быть, конечно, поступок нелепый, но при пожаре главное что? При пожаре главное — поскорее всех о нем оповестить, а крик летит гораздо быстрее, чем господин Клаус со своим догом. Поэтому, когда в ответ на мои вопли кто-то во дворе тревожно забил в колокол, я сочла свою миссию выполненной, одновременно захлопнула и рот, и окно: а то так еще и простуду схватить недолго.
В этот момент я заметила еще одну струйку дыма, которая поднималась совершенно с противоположного угла все той же постройки. По неосторожности или по случайности здания так не горят. Это поджог! Причем сам поджигатель наверняка все еще находился на территории фабрики.
Я помедлила немного в нерешительности, а потом плюнула на все вопли здравомыслия и побежала во двор. Там внизу уже сновали работники с ведрами и тачками, груженными песком. Под руководством фабриканта выкатывались пожарные цистерны с водой, специально заготовленные для таких случаев. Если повезет, то постройку успеют потушить, а уж на соседние здания огонь точно не перекинется. Проблема была в том, что пока тушили один цех, злоумышленник, пользуясь суматохой, мог поджечь и остальные.
Мимо пробежал давешний приказчик. Я попыталась схватить его за рукав, чтобы поделиться ценной мыслью, но он только нетерпеливо стряхнул мои руки:
— Не сейчас, леди! Сидите в доме и не высовывайтесь!
Я оглянулась в поисках самого фабриканта — возможно, он будет менее глух к моим идеям — но того поглотила людская толпа.
Ситуация складывалась безвыходная.
Из главного цеха и конторы на улицу высыпали почти все служащие и работники,
Не в моих правилах легко сдаваться. Я вспорхнула (ладно-ладно, залезла, едва не подвернув обе ноги) на ящик, который кто-то бросил прямо посреди двора, и пустила звонкий голос в дело уже во второй за сегодня раз:
— Внимание! Послушайте меня, пожалуйста!
Речь моя была проникновенной и красочной, определения точными и безжалостными, но конторские реагировали на выступление как-то вяло. Я уже совсем отчаялась, когда какая-то крепкая женщина в ярком платке воскликнула:
— А ведь барышня дело говорит! А ну-ка, девки, берите лопаты, айда на окарауливание!
Хм, значит, это так называется. Я поспешила слезть с ящика, пока он подо мной не проломился, и присоединиться к шумной женской ватаге. В моем чутком руководстве, к сожалению, женщины не нуждались, но я тешила себя призрачной надеждой, что у нас есть шанс поймать поджигателя.
Никакого поджигателя мы конечно же не поймали. Я бы подумала, что его и вовсе не было, если бы не обнаруженный костер у стены главного цеха, сложенный преступником из щепок и ветоши. Победа над очередным источником возгорания породила во мне неиссякаемое желание организовывать, давать поручения, восстанавливать и наставлять, лечить раненых и утешать испуганных… Понимая, что ни к чему хорошему такой настрой не приведет, я взяла себя в руки и тихонечко села на крыльце, ожидая, пока фабрикант расправится со всеми делами. Тем более что, как выяснилось, раздавать поручения было некому (все и так оказались организованы), восстановят обгоревшую стену и без меня, нуждающихся в лечении не наблюдалось (обошлось без жертв), а мои утешения и наставления фабричным и даром не нужны. Так что боевой настрой пропадал впустую.
Наконец подошел фабрикант. Он был немного растрепан (почти так же, как и я, но для меня это привычное состояние), на белых манжетах и лице красовались черные мазки сажи — такая живописная версия господина Клауса почему-то смотрелась симпатичнее.
— Вы все еще здесь? — Фабрикант присел на ступеньку рядом со мной, устало вытянул длинные ноги.
Я промычала что-то не очень воодушевленное в ответ. Неужели никто не рассказал, как доблестно я спасала его имущество и организовывала рабочих? Мир полон несправедливости.
— Вы определенно не слушаете, что вам говорят, — продолжил господин Клаус. — Это уже становится нездоровой традицией.
— О чем вы? — спросила я, начав готовиться к обороне.
Он непонятно улыбнулся.
— Я же просил вас не командовать моими людьми… — Ему пришлось поднять руку, чтобы предвосхитить мой полный праведного возмущения вопль. — Но на этот раз даже рад, что вы не послушались.
Вскинутая рука опустилась и протянула ладонь ко мне, предлагая дружеское рукопожатие: