Усадьба госпожи Ленбрау
Шрифт:
На зов из дома вышла высокая худая женщина. Увидев меня, она ахнула и всплеснула ладонями.
– Дора, помоги барышне! – велел Дунгаль и начал подниматься по лестнице, больше не глядя на меня.
– Идёмте, барышня, в баньку, – женщина сделала приглашающий жест. – Я сейчас девок пришлю. Они быстро вас в порядок приведут.
Мне ничего не оставалось, как поверить этому обещанию и последовать за Дорой.
Как только Флоси исчез из вида, я успокоилась. Несмотря на безобидный внешний вид, его присутствие угнетало. Я не могла понять
А что бросился в беседке, так это мы с ним неправильно друг друга поняли, как оказалось.
И всё равно при нём мне становилось не по себе. Будто по позвоночнику гулял холодок. Я зябко повела плечами и переключилась на то, что видела вокруг.
Дора вела меня через усадьбу, которая была устроена совершенно иначе, чем Любово.
Здесь хозяйственные постройки не старались из романтических соображений перенести на другую сторону, разделив возвышенную и приземлённую части.
В Поречье господский дом стоял во главе всего комплекса, а по обе стороны от него рядами шли службы. Конечно, коровник, птичник и тому подобные сооружения разместили не в первом ряду. Но звуки и ароматы до усадьбы доносились.
Людей в Поречье было много. Все занимались делом. И взрослые, и дети. Никто не отвлекался, чтобы поглазеть на нас, разве что посматривали искоса.
Баня располагалась чуть в стороне от остальных построек. Внешне она напоминала небольшой симпатичный домик с двускатной крышей и окошками.
Дора подвела меня к двери и приглашающе толкнула створку.
– Вы, барышня, проходите, располагайтесь. Сейчас Лерка с Веркой прибегут.
Я зашла внутрь сумрачного помещения. Здесь было прохладно и пахло травами.
Под окном стояла широкая лавка. Над ней в стену были вбиты крупные кованые гвозди. Угол занимал буфет с видневшейся сквозь стеклянные дверцы посудой, рядом – небольшой стол с единственным стулом.
Похоже, это господская баня. И господин здесь не только моется, но и перекусывает. Впрочем, судя по телосложению Флоси, перекусывает он всегда и везде.
Я заглянула в распахнутую дверь, ведущую в соседнее помещение. Здесь была помывочная, с предбанником её объединяла общая печь. Я хмыкнула подобной предусмотрительности. Даже не сомневалась, что мой сосед любит комфорт и предпочитает раздеваться в тепле.
Чуть подумав, я скинула туфельки, стянула чулки и босиком пошлёпала в помывочную. Кто знает, когда эти Лерка с Веркой прибегут. А я пока грязь с ладоней смою. А то засохла уже и при каждом движении осыпается маленькими кусочками.
Внутри стояла большая деревянная бочка, наполненная водой. Холодной. Я зачерпнула из неё ковшом и принялась по очереди лить на руки.
Размокнув, пореченская грязь стала липкой и приставучей. Почти как её хозяин. После пары литров воды она лишь размазалась по всей поверхности ладоней и ещё по ручке ковша.
Скрипнула наружная дверь. В предбаннике послышались шаги, негромкие голоса,
– Доброго дня, барышня, – она склонила голову и тут же обернулась назад, сообщив: – Туточки она.
Следом за первой в помывочную просочились ещё две девушки. Обе невысокие, худенькие, похожие между собой, словно сёстры, и тоже с косами почти до пояса.
Все трое были в простых домотканых платьях цвета холстины. Их различала только вышивка по подолу.
– Доброго дня, барышня, – хором поздоровались сестрички. У них даже голоса оказались похожи – тонкие, звонкие. Такими песни на народных фестивалях петь.
– Здравствуйте, – я подсознательно скопировала их жест с быстро склонённой головой.
И только по вытянувшимся лицам и быстрому обмену взглядами поняла, что снова ошиблась. Видимо, здесь как-то иначе принято приветствовать прислугу. Или сама Еженика успела составить о себе мнение.
– Сейчас, барышня, сейчас, миленькая, – приговаривала толстушка, пока они снимали с меня платье.
Я сначала смутилась и даже попыталась сопротивляться, но снова наткнулась на непонимающие взгляды. Видно, у них здесь не принято барышням мыться самостоятельно. Чуть подумав, я решила не противиться. Еженика наверняка позволила бы себя вымыть.
Когда одежду сняли, толстушка подхватила мои вещи, замочила в ведре с водой и куда-то унесла.
Я осталась наедине с сёстрами. Вскоре по их негромким, коротким репликам, бросаемым друг другу, поняла, что это и есть Лерка и Верка.
Дело они своё знали. Под их умелыми руками пореченская грязь легко смывалась, вместе с водой уходя сквозь щели в досках. Волосы тоже пришлось вымыть. Да и вообще пятна и брызги находились в самых неожиданных местах по всему телу.
Вода в одной из кадок оказалась тёплой, видно, Флоси с утра мылся. А через несколько минут толстушка принесла ещё ведро горячей.
Спустя час отмытая до скрипа я сидела в предбаннике, смотрела, как одна из сестёр наливает в кружку травяной отвар из пузатого чайника. А вторая в это время расчёсывала мои волосы.
Одежду принесли ещё через час. Платье было отпаренным и ещё тёплым, самую малость влажным, но без единого пятна.
– Потрясающе! Вы настоящая искусница! – восхитилась я, рассматривая вещи. На туфельках оставались еле заметные зелёные разводы, но это если приглядываться.
Толстушка порозовела от удовольствия.
Девушки помогли мне одеться. А когда я вышла на улицу, увидела, что у бани стоит Дора.
Окинув меня оценивающим взглядом, женщина одобрительно кивнула и протянула мне… зонтик.
– Ой, а где вы его взяли? – после эпичного завершения прогулки я совершенно о нём забыла.
– В дальней беседке, где вы его и оставили, – произнесла Дора, слегка поджав губы.
Похоже, она не одобряет моего поведения. К счастью, больше женщина никак не выразила своего недовольства.