Ущелье Разбитых Сердец

Маклин Алистер

В аппаратной форта Гумбольдт Сепп Кэлхаун тоже улыбнулся, но не потому, что почувствовал облегчение. Он и не пытался скрыть злобную радость, с какой он передал телеграфный бланк седовласому полковнику кавалерии Соединенных Штатов.

— Честное слово, полковник Фэрчайлд, лучше и не придумаешь! Они едут, чтобы арестовать бедняжку Сеппа Кэлхауна! Что мне теперь несчастному делать?

Фэрчайлд прочел сообщение, но не проронил ни слова. Он с презрением разжал пальцы и листок упал на пол. На мгновение Кэлхаун

замер, но в следующий момент уже вновь заулыбался. Сейчас он мог позволить себе улыбаться. Он посмотрел на четверых окружавших его бандитов и сказал:

— Полковник Фэрчайлд вероятно голоден. Уведите его! Пусть доедает завтрак!

* * *

— А теперь постарайтесь связаться с Риз-Сити, — приказал Клэрмонт.

Выясните, нет ли у них каких-нибудь сведений относительно пропавших капитана Оукленда и лейтенанта Ньювелла.

Фергюсон попробовал связаться, но передав сообщение раз двенадцать, доложил:

— Кажется, мне с ними не связаться.

— Никого нет на приеме, не так ли?

— Похоже, что никого, сэр, — Фергюсон озадаченно почесал затылок. — И я скажу больше: мне кажется, что линия вообще мертва. Видимо где-то обрыв линии, сэр.

— Непонятно, как это могло случиться. Ведь не было ни снегопада, ни сильного ветра. К тому же вчера вечером мы разговаривали из Риз-Сити с фортом Гумбольдт и все было в порядке. Попытайтесь еще раз, а мы пока позавтракаем.

Все семеро заняли те же места, что и накануне, только на место доктора Молине, который еще не появлялся, за стол уселся Дикин.

Преподобному отцу Пибоди, который должен был сидеть рядом с доктором, было явно не по себе. Он то и дело украдкой поглядывал на Дикина, а тот не обращал на присутствующих никакого внимания, весь сосредоточившись на еде.

Клэрмонт покончил с едой, откинулся на спинку кресла, кивнул Генри, чтобы тот налил ему кофе, закурил сигарету и, взглянул на столик Пирса, холодно заметил:

— Боюсь, что доктору Молине будет трудновато привыкнуть к нашему армейскому распорядку. Генри, ступайте и разбудите его! — он повернулся в кресле и позвал:

— Фергюсон!

— Ничего нового, сэр. Все словно вымерло.

С минуту Клэрмонт сидел молча, нерешительно постукивая пальцами по столу, потом принял решение. — Убирайте аппаратуру! Мы трогаемся. Майор О'Брайен, будьте так добры... — он неожиданно оборвал свою реплику, так как в этот момент в помещение опрометью ворвался Генри, глаза которого были широко раскрыты от ужаса.

— Черт возьми, Генри! В чем дело?

— Он умер, полковник... Он лежит там мертвый... я имею ввиду доктора Молине.

— Умер!? Доктор Молине умер? Вы уверены в этом, Генри? Может, он крепко спит? Вы пробовали его разбудить?

Генри кивнул, его всего трясло. Он жестом показал на окно.

— Он холоден, как лед на этой реке...

Он

посторонился, так как О'Брайен стремительно бросился к выходу.

— Наверное, сердце, сэр, — добавил Генри. — Похоже, что он умер тихо, во сне.

Клэрмонт поднялся и зашагал взад-вперед по узкому пространству купе.

— О боже ты мой! Какой ужас!

— В самом расцвете сил... — скривился отец Пибоди и погрузился в безмолвную молитву.

Вошел О'Брайен: лицо его было серьезным и озабоченным. Перехватив вопросительный взгляд Клэрмонта, он утвердительно кивнул.

— Мне тоже кажется, что он умер, сэр! Похоже на сердечный приступ.

Судя по его лицу, он даже не успел понять, что умирает.

— Можно мне взглянуть? — внезапно спросил Дикин.

Все взоры мгновенно устремились на него. Взгляд полковника Клэрмонта был полон холодной враждебности.

— На кой черт вам это понадобилось?

— Чтобы установить точную причину смерти, — безразлично проговорил Дикин. — Вы же знаете, что я был врачом.

— Вы получили квалификацию врача?

— Да, но меня лишили этого звания.

— Иначе и быть не могло...

— Но не из-за моей некомпетентности, а скажем, за другие провинности.

Но ведь врач — всегда врач.

— Возможно... — Клэрмонт привык смотреть на вещи реально, чтобы не признать справедливости последнего замечания, каковы бы ни были его личные чувства по отношению к этому человеку. — В конце концов, почему бы и не разрешить. Проводите его, Генри!

Когда Дикин и Генри покинули купе, там воцарилось молчание и даже появление Генри с порцией свежего кофе, не нарушило его.

— Ну что? Сердце? — осведомился Клэрмонт, когда Дикин вернулся.

— Пожалуй, это можно назвать сердечным приступом или чем-то вроде этого, — он взглянул на Пирса. — Нам повезло, что с нами едет представитель закона...

— Что вы хотите этим сказать? — губернатор Фэрчайлд был гораздо более обеспокоенным, чем накануне вечером.

— Кто-то оглушил Молине, вынул из его ящичка с хирургическими инструментами зонд, ввел его в грудную клетку и пронзил сердце. Смерть наступила мгновенно, — Дикин обвел присутствующих небрежным взглядом. — Я бы сказал, что это мог сделать человек знакомый с медициной или, по крайней мере, с анатомией. Кто-нибудь из вас знает анатомию?

Резкость, с которой ему ответил Клэрмонт, была вполне объяснима:

— Что за чушь вы тут несете, Дикин?

— Я утверждаю, что его ударили по голове чем-то тяжелым, скажем, рукояткой пистолета. У него рассечена кожа над левым ухом. Но смерть наступила прежде, чем образовался синяк. Под самыми ребрами крошечный багровый укол. Сходите и убедитесь сами!

— Но ведь это нелепо! Кому это могло понадобиться? — тем не менее в голосе полковника прозвучали тревожные нотки.