Ушкуйник
Шрифт:
Гребли до изнеможения, пока не опустилась ночь. Тогда уж последовала команда: «Суши вёсла, гребцам отдыхать».
А суда под парусами продолжали идти потихоньку. На корме каждого судна светильник масляный зажгли. Следующие за ними суда по этим светильникам и ориентировались. Видно, на переднем судне кормчий отменно реку знал, вёл точно по стремнине.
За ночь худо-бедно, а вёрст двадцать — двадцать пять прошли, отдалились немного от погони. Да и конная рать на берегу заметно замедлила движение ночью. Лошадям ведь спать-есть
А после сухого завтрака уже чёрствыми лепёшками да салом гребцы снова сели на скамьи. Лобановские ушкуи чуть быстрее пошли. Ворчал Павел — тянула их назад неповоротливая ладья. Однако о том, чтобы её бросить, не заговаривал.
Гребцы по пояс разделись, пот градом катился по их спинам. Когда кому-то было невмоготу — всё-таки невольники ослабли в плену, Павел сажал запасного гребца. Иногда и сам Михаил садился в паре с запасным гребцом. Тогда он, сидя на скамье, обращался лицом в сторону оставленного ими Сарая. Он видел плывущие вблизи ушкуи — почти половину каравана — и всё увеличивающееся пыльное облако от преследователей.
Как ни старались гребцы, преследователи медленно приближались. Пока лошади кыпчаков отдыхали, суда уходили вперёд. Конечно, конница Кости Юрьева тоже отдыхала — больше ночью, но потом днём отдохнувшие кони легко догоняли караван. «Как бы остановить или хотя бы замедлить бег ордынских лошадей?» — раздумывал Мишка. Он перебирал разные варианты и всё-таки додумался. Идея, которая внезапно озарила его, была настолько проста, что он сам недоумевал, как раньше не догадался! Уже вечером, когда конница Юрьева встала на ночлег, Михаил приказал Павлу:
— Суда к берегу, хочу с Костей переговорить!
— От каравана отстанем!
— Я недолго, догоним.
Едва ушкуй ткнулся носом в песок, Мишка спрыгнул на берег и помчался к стоянке. Костя был удивлён, увидев молодого купца.
— Случилось чего?
— Видел — кыпчаки догоняют?
— Видел, — помрачнел Костя. Выглядел он озабоченным и усталым.
— Надо их задержать немного.
— Сам знаю, да как?
— Ветер сейчас встречный, дождей не было давно, трава сухая.
— Понял! — подпрыгнул от осенившей его догадки Костя. — Надо пустить встречный пал. Трава погорит, их коням кормиться нечем будет. Молодец! Ведь я и сам знал о таком, да в голову не пришло! Спасибо, дружище! Ступай на судно.
— Удачи, Костя!
Но Костя уже крикнул зычно:
— Десятников и сотников ко мне! Михаил помчался на судно. Едва он вскочил на борт, гребцы вёслами оттолкнулись от берега. Мимо проходила последняя треть судов каравана. Паруса у всех были спущены, шли на вёслах. Мишка тут же уселся на вёсла в паре с запасным гребцом.
— Живее, братушки-славяне! Поднажмите! Нагнали, смогли дойти до своего места в строю — за юрьевскими ушкуями. Дальше пошли в обычном ритме.
— Эй, глядите — чего там сзади-то? Похоже, степь горит!
В нескольких
Михаил облегчённо вздохнул: теперь оторваться от кыпчаков каравану будет легче. Если повезёт, и степь выгорит на большой площади, лошади ордынские ослабнут, и преследователи отстанут.
За полночь они всё-таки встали на якоря — гребцы совсем выдохлись. Ветер был встречный, на речных ушкуях паруса прямые, галсами под ними не пойдёшь. Это на больших морских ушкуях да на шхунах с косым парусным вооружением можно продвигаться и под углом к ветру.
Едва проснувшись, все стали смотреть назад. Позади, насколько хватало глаз, горела степь. Всё пространство было покрыто дымом, и понять, где ордынцы, было невозможно.
На завтрак сварили кулеш, поскольку лепёшки, даже чёрствые, уже закончились. Для этого на корме лежал лист железа, на нём — камни. А уже на них разводили костёр.
Поев, гребцы взялись за вёсла.
К полудню ветер стих, а немного погодя стал дуть в обратную сторону. Корабельщики обрадовались, на всех судах захлопали полотнища — это расправлялись паруса. Хоть и медленно пока, но всё же ушкуи шли под парусами. У многих гребцов кисти рук были обмотаны разорванными рубахами, поскольку от вёсел не только мозоли появились, но и сама кожа до мяса стёрлась. Но терпели все, понимая, что только их труд способен уберечь караван и их самих от гибели или плена. А бывшие невольники снова в плен попадать не хотели.
— Вцеплюсь басурманину в глотку зубами, да под воду. Лучше утонуть и забрать с собой хоть одного мучителя, чем плен, — говорили они.
И Михаил им верил, зная — так и сделают. Навидался он в Сарае, как с невольниками обращаются. Для себя решил — будет биться до последнего. Лучше умереть в бою, чем поднять руки и сдаться.
Ветер усиливался, паруса надулись. Ушкуи шли полным ходом. По берегу, чуть приотстав, двигалась конница.
А потом на горизонте появились тучи. Именно грозовые тучи, а не пылевые облака. Вдали послышались раскаты грома.
Михаил подошёл к Павлу.
— Как думаешь, буря будет?
— Обязательно. С утра кости ноют. Лишь бы волн сильных не было. Осадка глубокая, боюсь, как бы через борт не перехлестнула волжская водица.
Ветер из сильного постепенно переходил в ураганный. Мачта скрипела, но держалась. Никто не хотел опускать паруса, стараясь выиграть аршины и сажени. Впереди, через два судна, у одного из ушкуев с треском порвало парус.
— Ох, быть беде! И нам парус убирать надо!
— Павел, может — не весь? Может, только половину шкотами подобрать? Неохота ветер упускать!