Ушли клоуны, пришли слезы…
Шрифт:
Как же смеются дети!
Женщина с короткой стрижкой и черными глазами слышит, как позади нее во все горло смеется какой-то мужчина. Оглядывается. Он сидит неподалеку, в третьем ряду. У него морщинистое лицо, он седой как лунь, хотя на вид ему вряд ли больше сорока пяти. Седовласый мужчина узнает молодую женщину и кивает ей. Она тоже кивает ему. Рядом с ним сидит его жена, нежная и хрупкая, и их девочки.
Дети взвизгивают, охают и ахают, захлебываются от смеха. Каждый раз, когда большой клоун делает два шага в сторону черного чемодана, худой откусывает кусочек яблока.
— Вальтерли! — зовет толстый клоун.
— Что, папаша?
— Поди сюда, помоги мне.
Худой так высоко подтягивает шаровары, что видны его фиолетовые носки и зеленые резинки. Спотыкаясь, приближается к толстяку, который окидывает его с головы до ног недоверчивым взглядом.
— Где яблоко?
Худой указывает на свой живот.
— Вот и чудненько! — кричит толстяк. — Тогда обойдемся без яблока!
— Классно, классно! Без яблока! Без яблока!
— Помоги мне!
Оба начинают трясти замки черного чемодана. Наконец крышка отброшена. И вдруг клоуны встают рядом плечом к плечу. В руках у них по автомату Они начинают палить по тому сектору зрительного зала, где сидят молодая женщина с сыном и седовласый мужчина с семьей.
Паника. Дети плачут, взрослые истошно кричат. Автоматы строчат без остановки. Одна пуля попадает в ребенка, другая — в женщину, третья — еще в одного ребенка. Они падают, обливаясь кровью. Седовласый мужчина тоже сполз со скамейки — пуля попала ему прямо в лоб, и из раны льется кровь, много крови, очень много! Его жена и обе девочки тоже лежат у лавки все в крови.
А клоуны продолжают стрелять по лежащим.
Зрители в ужасе рвутся к выходу. Мужчины проталкиваются вперед, отпихивая женщин и детей. Люди — на ступеньках, их топчут… И кровь, кровь, кровь, которая стекает со скамеек и ступенек вниз, к манежу.
С пистолетом в руках выбегает смотритель цирка в униформе. Его замечает худой клоун. Три выстрела — и «униформа» падает лицом в песок. Рядом расплывается кровавая лужа.
Как только раздались первые смертоносные выстрелы, молодая женщина в светло-желтом брючном костюме спрятала мальчика под скамейку и сама бросилась плашмя на пол рядом с ним. Она действовала быстро и уверенно, словно бывалый солдат. И теперь, лежа на полу, видит, как оба клоуна, продолжая стрелять, отступают к выходу с манежа. Люди бросились врассыпную, кое-кто упал. Клоуны выбегают на улицу.
Конечно, у входа их ждет машина, думает молодая женщина.
Все проходы забиты. Оттуда доносятся стоны раненых. Оставшиеся в живых люди дерутся — жестоко, бессмысленно, обезумев от страха. Вокруг — тяжелораненые, мертвые. Из динамика гремит мужской голос. Никто не понимает, что он говорит.
Спящий беспокойно ворочается. На лбу у него мелкие капельки пота. Дыхание хриплое, седые волосы слиплись. Во сне он отчетливо видит человека…
Молодая женщина вскакивает. Тащит сына за собой. Он идет, покачиваясь. На манеже — толпа. Стоны раненых рвут душу. Женщина энергично прокладывает себе путь, держа мальчика за руку. Он чуть не падает, но она тянет его дальше. Где надо, женщина пускает в ход кулаки. Ей отвечают тем же.
— Эй, ты! Сдурела, что ли?
— Ну, сволочь, ты у меня получишь!
Вскоре она оказывается в вестибюле у касс. Там три телефонных будки. Она резко распахивает дверь одной из них, втаскивает туда сына, тяжело дыша, прислоняется к стеклу и набирает номер.
— «Гамбургер альгемайне», — доносится из трубки девичий голос.
— Говорит Норма Десмонд. Соедините с главным редактором! Срочно!
— Одну секунду, фрау Десмонд.
В трубке щелкнуло. И другой женский голос произнес:
— Главная редакция.
— Это Норма Десмонд. Доктора Ханске, пожалуйста! Быстрее!
— Соединяю!
Щелк! Мужской голос:
— Норма?
Молодая женщина старается говорить спокойно, не торопясь:
— Гюнтер! Я в цирке «Мондо» на Хайлигенгайстфельд. Только что здесь была дикая стрельба! Два клоуна палили из автоматов по зрителям.
— Что?
— По одному из секторов, мы с Пьером там сидели.
С улицы доносится вой сирен. Сколько машин подъехало — две, три, четыре или больше, не скажешь. Мимо Нормы Десмонд через артистический вход прямо на арену въезжает полицейская машина с вертящимся синим фонарем на крыше, за ней другая. Норма видит, как перед цирком тормозят микроавтобусы «скорой помощи».
Мимо нее пробегают санитары в белых куртках и серых накидках. Сирены надрываются.
— Сколько убитых? Сколько раненых? — звучит в трубке голос главного редактора.
— Не знаю! Может быть, пятьдесят! Может, шестьдесят! Послушай, Гюнтер: насколько я понимаю, клоуны действовали по плану. Им было приказано убить одного человека… Да, его и его семью… Все остальное — камуфляж. Они убили его! И жену, и двух девочек тоже!..
— Кого? Ты знаешь?
— Знаю!
— Так кого же?
— Профессора Мартина Гельхорна.
— Профессора Гельхорна?
Кто-то резко открывает дверь кабины. Норма оглядывается.
Видит перед собой высокого мужчину с пугающе бледным лицом. Он в очках без оправы, костюм помят. Незнакомец тяжело дышит, кашляет.
— Что вам нужно? — кричит Норма.
Бледный человек отступает на шаг.
— Пардон… Я не заметил, что будка занята…
Дверь захлопывается. Незнакомец исчезает.
— Норма! Норма! — слышится из трубки.
— Да здесь я!
— Кто это был?
— Понятия не имею. Какой-то мужчина…
— Ты сказала… профессор Гельхорн?