Ускользающее пламя
Шрифт:
— Вы явно наслаждались ласками одной из этих женщин. Помню, она была весьма миловидна.
— Странно… — произнес Бо задумчивым тоном, поглаживая щетинистый подбородок. — В тот вечер, насколько я припоминаю, ничего не произошло — уверен, вы заметили это, мадам.
Серинис не скрыла изумления:
— Откуда вам известно, что я наблюдала за вами? Усмехнувшись, Бо покачал головой:
— Это мой секрет, мадам, и я не намерен выдавать его. Серинис замахала рукой, отгоняя пух от лица. Напрасно она ударила Бо с такой силой, да еще после болезни. Будь удар послабее, подушка осталась бы целой. Сколько же времени
— Лучше бы вам одеться, чтобы мы могли приступить к уборке, — деловито произнесла Серинис. — Она может занять целый день.
Бо подошел к шкафу, вытащил халат и запахнулся в него.
— А я тем временем выкупаюсь в каюте помощника, побреюсь и приведу себя в приличный вид. Я хотел бы, чтобы вы присоединились ко мне, мадам, но боюсь, если попрошу об этом, в лицо мне полетит еще одна подушка.
Подпустив последнюю шпильку, он вышел, громко хлопнув дверью. Впервые после болезни Бо провел на ногах целый день.
На следующее утро Серинис обосновалась в крохотной каюте, с помощью Билли разместив там все свои вещи. Она решила, что впредь пользоваться великодушием Стивена Оукса было бы невежливо, и потому сообщила ему, что ни при каких обстоятельствах не вернется в его каюту. Помощнику капитана пришлось смириться с ее решением: других свободных помещений на корабле не осталось.
Серинис попросила у Бо разрешения развесить на стенах свои рисунки, чтобы придать новому жилищу менее мрачный вид. Сообразив, что она всерьез решила поселиться отдельно от него и ради этого даже примирилась с каморкой без окон, Бо нахмурился, однако дал согласие.
Серинис попросила Билли помочь ей и велела ему вбивать малюсенькие гвоздики только в стыки между панелями стен, чтобы Бо позднее не пришлось пожалеть о своей доброте. Она старательно разместила рисунки, добиваясь ощущения большого пространства, ветра и свободы, как на палубе. Написанную красками картину, изображающую дельфинов в прыжке, она повесила так, чтобы видеть ее сразу после пробуждения. Оглядев каюту, Серинис изумилась плодам своих трудов, ибо теперь каморка приобрела уютный вид. Смотреть на картины и рисунки было гораздо приятнее, чем на голые унылые стены.
Шторм, страх за Бо во время болезни и неожиданное посвящение в полноправные жены изнурили Серинис. Она решила для разнообразия позаботиться о себе и предупредила Билли, что некоторое время ее не следует беспокоить. Проспав несколько часов, она проснулась свежей и воспаряла духом. Затем, как и полагалось поступить женщине в прекрасном настроении, она занялась собственной внешностью, о которой совсем забыла, заботясь о Бо. Во время шторма Билли выставил на палубу несколько пустых бочек для сбора дождевой воды, поэтому теперь Серинис с избытком хватило пресной воды для купания. Сообразуясь со своим настроением, она выбрала для ванны соли с ароматом жасмина, напоминающим о родине.
Со вздохом блаженства Серинис погрузилась в горячую воду. Она ненавидела обливания, предпочитая ежедневно принимать ванну, но во время плавания такая роскошь была почти недоступна.
Пока она нежилась в ванне, перед се мысленным взором всплыли картины близости с Бо — такие ошеломляющие и яркие, что они вновь раздули огонь, который, как наивно полагала Серинис, был потушен поведением ни о чем не подозревающего
Серинис по-прежнему блаженствовала в ванне, когда в коридоре раздался скрип пола — кто-то направлялся к двери. Шум закрывшейся соседней двери подсказал, что это может быть только ее муж. Не прошло и минуты, как скрип послышался под самой дверью и после продолжительной паузы в нее постучали.
— Серинис! — изменившимся, непривычно мягким тоном позвал Бо. — Я приглашаю вас сегодня поужинать со мной.
Серинис взяла большую губку, подняла ее над грудью и . выжала, гадая, не прибег ли Бо к очередной уловке, чтобы заманить ее в постель. Как бы ей ни хотелось быть рядом с ним, Серинис понимала, что гораздо безопаснее отказаться от подобного удовольствия.
— Простите, Бо, но я занята.
Но Бо не пожелал смириться с отказом. Его интриговали воспоминания о теплом теле Серинис. Они не давали ему покоя по ночам. Слегка повысив голос, он повторил приглашение:
— Серинис, я прошу вас сегодня поужинать со мной. Нам необходимо поговорить, и к тому же я просто проголодался и хотел бы насладиться ужином в вашем обществе — если, конечно, вы удостоите меня такой чести.
Серинис не знала, что именно Бо подразумевает под словом «проголодался». Интересно, как при своем темпераменте Бо ухитряется выдерживать длительные плавания, обходясь без услуг какой-нибудь потаскухи? Любезным тоном она повторила:
— Я занята.
— Опять дуетесь, — недовольно упрекнул он, чувствуя прилив раздражения.
— Совсем нет! — воскликнула она, оскорбленная таким выводом. — Уходите, пока кто-нибудь из матросов не застал вас у моей двери.
— Мне нет дела до того, кто увидит и услышит меня, — отрезал Бо. — Откройте дверь, я хочу поговорить с вами.
— А я повторяю вам: я занята!
Если Серинис еще несколько минут назад считала, что в каюте, за запертой дверью, она находится в безопасности, то вскоре ей пришлось признать свою ошибку и понять, что запертая дверь не преграда для Бо. Одним ударом плеча он распахнул дверь, сломанный засов с грохотом упал на пол. Он шагнул через порог и застыл, увидев Серинис в ванне. Но не успел он окинуть жадным взглядом ее влажно поблескивающую грудь, как вновь получил удар по лицу — на этот раз мокрой губкой. От неожиданности он пошатнулся, поскользнулся и рухнул, ударившись о противоположную стену коридора.
Серинис поморщилась, услышав глухой стук. Внезапное молчание заставило ее встревожиться: а вдруг Бо потерял сознание? Вскочив, она в мгновение ока вылетела из ванны, схватила халат и бросилась к мужу, торопливо просовывая руки в рукава. Бо приоткрыл один глаз, но едва оглядел прелестные формы жены, как в коридоре послышался шум шагов. Нежелание делиться восхитительным зрелищем с другим победило. Бо прервал пиршество взгляда.
— Немедленно оденьтесь, пока вы не перебудоражили весь корабль!