Ускользающий луч
Шрифт:
— Конечно, — лениво согласился он.
— Именно вы! И вы последний мужчина на свете, с которым я хотела бы завязать роман! — Лгунья, лгунья… — Вы… вы…
— Да? — любезно осведомился он. — Продолжайте.
Сердцеед? Она до смерти перепугалась (так и не поняв почему), глубоко вздохнула и выпалила:
— Это неважно, кто вы! Сами вы играете в игры! То злой, то добрый, то опять злой… Так что давайте покончим с этим, согласны?
— Так кто же я? — настаивал он, пристально глядя на собеседницу с таким видом, словно готов ждать ответа всю ночь.
—
— Нет. Я очень хочу знать, за кого вы меня принимаете.
— Почему? Какая вам разница? — воскликнула Одри.
Он стоял незыблемо, как скала, и ждал.
— Вы издеваетесь над людьми! — неистово выкрикнула Одри. — Используете их, потом выбрасываете за ненадобностью и делаете все это с милой улыбкой Чеширского Кота! Плюете на людей и нахально считаете, что всегда правы… Я вам не нравлюсь! Так что хватит, Витторио! Перестаньте! Я вам не игрушка. Поищите себе кого-нибудь другого для подобных игр! Например, Джованну. Тем более, что она будет здесь с минуты на минуту.
— Гмм… Джованну? — задумался он. — Нет, не хочу. Она может принять игру всерьез.
— А вы думаете, я не могу?
— Прекрасно знаю, что нет.
— Неужели? — саркастически бросила она. — А что бы вы сделали, если бы я смогла?
— Убежал бы.
— Да! — согласилась она, удовлетворенная тем, что оказалась права. Именно так он и поступил бы — так же, как поступил Кевин. — Вы играете людьми, верно? Тщательно просчитываете и взвешиваете все «за» и «против». А потом делаете то, что вам нравится, когда вам нравится, и проверяете точность собственных расчетов! Так вот, я не хочу с вами играть! И никогда не хотела! А если это является частью вашего дурацкого плана…
— Мои планы никогда не бывают дурацкими, — непринужденно возразил он.
— …выставить меня отсюда, — закончила она, кипя от гнева, — то позвольте сообщить вам, что в понедельник я улетаю!
— Только в понедельник? — спросил он, притворяясь страшно разочарованным.
— Да, — сквозь зубы процедила Одри. Она сделала шаг в сторону, но Витторио точно рассчитанным движением заставил ее вернуться и прижал к себе.
— Отпустите меня!
— Нет. Обмен оскорблениями не даст вам того, чего вы хотите, — мягко промолвил он.
— Вы же все равно не дадите мне того, чего я хочу, так какое это имеет значение?
— Не имеет? — Витторио приоткрыл губы так, что кто-нибудь другой принял бы это за улыбку, и поцеловал ее. Крепко. Не так крепко, чтобы причинить боль, но достаточно настойчиво, чтобы Одри запомнила это на всю жизнь. Наказание, которое вовсе не было наказанием.
Поцелуй был именно таким, как ей представлялось в мечтах. Даже лучше. Жарким, пылким, страстным… Но Витторио и тут не упустил случая поиздеваться над ней: он первым прервал поцелуй, медленно отстранил Одри и посмотрел на нее сверху вниз. А потом улыбнулся.
— Лицо ангела, — негромко сказал он, — и душа, словно стальной капкан. — Тут, как по заказу, открылась дверь парадного. Он повернулся и легко сбежал по ступенькам — навстречу
Ангел? Одри закрыла глаза и ощутила легкий трепет. Это случилось так быстро и кончилось так внезапно, что она не успела насладиться долгожданным прикосновением умелых губ, ласковых рук… Неужели Витторио хватило времени убедиться, что он был прав?
Одри вцепилась в перила и осторожно посмотрела вниз. Ей нужно было во что бы то ни стало взглянуть на Джованну. Она не видела ее лица, только глянцевые темные искусно уложенные волосы, наряд из шелка янтарного цвета, наброшенную на плечи коричневую шаль… красивые руки, взметнувшиеся, чтобы обвить шею Витторио, и наклонившуюся навстречу мужскую голову…
Женщина почувствовала приступ тошноты и закрыла глаза.
— Одри! — окликнули ее из столовой.
Она резко отпрянула от перил, нырнула в квартиру и захлопнула за собой дверь.
— Иду… — Видел ли ее Витторио? Слышал ли голос матери? Ну и пусть, ей все равно, с вызовом подумала молодая женщина. Быстро поглядев в зеркало на свое пылающее лицо, она поняла, что обязана взять себя в руки, иначе Рико и мать обо всем догадаются. Одри пригладила волосы, глубоко вздохнула и пошла к столу.
Витторио вернулся в два часа ночи. Надо было признать, что вошел он на удивление тихо, стараясь никого не разбудить. Одри злилась на себя за то, что не может уснуть и ощущает потребность разобраться в своих чувствах, не подвластных разуму. Она не желала испытывать ничего подобного и не могла понять, почему продолжает думать об этом. Разве насмешек было не достаточно, чтобы избавить ее от томительного желания, происхождение которого казалось необъяснимым? Он не нравится ей!
А раньше нравился, ехидно прошептал внутренний голос. Нет! Витторио не относился к тому типу мужчин, который ей нравился. И это злило ее больше всего! Тело не желало подчиняться приказам разума. Она стояла на лестничной площадке, дрожа, как испуганная девственница, а он знал об этом — вот что было невыносимо! Он всегда все знал. Кроме того, Одри не оставляло ощущение мужских губ, прильнувших к ее рту, сильных пальцев, сжимавших ее предплечье…
Неужели Витторио и сейчас прошел мимо ее двери с иронической улыбкой? Неужели все еще посмеивается? В том, что он смеялся над ней вечером, сомневаться не приходилось. Но почему? Что смешного в поцелуе? Хотелось встать с постели, прокрасться в его комнату, спросить…
Чудовищным усилием воли Одри заставила себя лечь и закрыть глаза. Хватит! Что ж, по крайней мере, она доставила удовольствие матери и Рико, познакомившись с их друзьями. А сама-то ты довольна? — безнадежно спросила себя Одри. Разве тебя не радует, что ты сумела кого-то осчастливить? Разве ты не стремилась к этому? Да, конечно, и стремилась, и получала от этого удовольствие; просто на уме у тебя было совсем другое. Ты не могла ни на чем сосредоточиться. Лгунья, обругала она себя. Лгунья. Ты думала только о его поцелуе и о том страстном желании, которое он в тебе вызвал.