Условно пригодные
Шрифт:
Оскар делал мне какие-то знаки, и я услышал звук. Это лаял ротвейлер Андерсена. Однако он успокаивающе помахал мне.
Август продолжал, он полностью погрузился в бумаги: «…после совещания со специалистами в области педагогики и психологии настоящим мы просим Фонд помощи детям-сиротам о покрытии расходов в связи с приемом на работу инспектора интернатского отделения, поскольку…»
Он остановился.
– Это Флаккедам,- сказал он.- Эксперимент начинается с этого. А затем распространяется. Почему из этого делают тайну – здесь
Это были те же выписки, которые лежали в его личном деле в кабинете Биля.
– Это из Государственного отдела регистрации правонарушений,- сказал я.- Должно быть, они получили одобрение Министерства юстиции, они секретные.
– Он пишет, что все это ради детей,- сказала она.- Чтобы у них была возможность как можно дольше оставаться детьми. И чтобы их не отягощала ответственность взрослых. Он всегда так считал.
– Да,- сказал я.- Это же он говорил, когда запретил создавать ученический совет.
Август теперь совсем разволновался и не мог сидеть на месте, он встал, руки его касались шкафов, он ощупью двигался вдоль них. Оскар больше не смотрел на меня, он смотрел на Катарину.
– Он пишет, что этот эксперимент опережает свое время,- сказала она.- Что он принадлежит будущему. Что он опережает общественное мнение. Поэтому лучше проводить его так, чтобы никто не знал об этом. И рассказать о нем только тогда, когда будут убедительные результаты.
Август исчез где-то в глубине склада, его не было видно, слышно было только, как он бродит где-то в темноте.
– У них ничего не получилось,- сказала она.- Они, наверное, думали, что могут помочь, сделать из школы «Мастерскую Солнца», как он говорил. Превратить ее в лабораторию, где больше не существует разницы между больными и нормальными. Вот поэтому вас и приняли. Вот поэтому появилась Хессен и проводилось это бесконечное тестирование. Вот почему они приняли на работу Флаккедама. Чтобы обеспечить безопасность.
Теперь мне были видны его глаза, где-то в темноте они вбирали в себя весь оставшийся в помещении свет, сверкая, словно глаза хищника.
– А как же звездочки Карин Эре? – спросил я.- А все полученные нами удары? А оценки и расписание? Этому-то ведь по-прежнему нет объяснения?
– Да,- сказала она.- За их планом скрывается какой-то другой. А о нем мы ничего не знаем.
– Кто же тогда знает? – спросил Август.
– Кто-то больший, чем они.
Неожиданно он оказался перед ней, я хотел что-то предпринять, но не успел. Для Хумлума это тоже было неожиданностью, он тоже не успел подняться с места.
– Нет ничего выше, чем они,- сказал Август.- Они все рассчитали. Вот почему они должны исчезнуть, любым способом…
Вот в этом-то и состояла его стратегия. Ненависть. Но она должна была быть обращена на кого-нибудь, она не могла существовать просто так, сама по себе. А те, кого ненавидишь, должны были быть ответственными. Иначе они не будут ни в чем виноваты.
– Это
У нее был очень настороженный вид. Не только из-за него, но из-за чего-то другого, чего-то вокруг нас. Она была близка к чему-то важному.
– За ними дыра!
Он прокричал это. Затем обернулся и ладонью разбил стекло в шкафу. Потом прижал ладонь к осколкам стекла, которые остались в раме, и начал поворачивать ее. Только тогда к нему подбежал Хумлум и оттащил его в сторону, потом подоспел я.
Катарина стояла выпрямившись, она не сдвинулась с места. Одной рукой я держал его, другой снял с себя рубашку, оторвал от нее рукав и обвязал ему руку. Потом он отошел от меня.
Он шел вдоль шкафов и смотрел через стекло на вещи на полках, на чучела животных. Ему надо было за что-нибудь держаться, чтобы не упасть.
– Все как дома,- сказал он,- по двенадцать штук всего, со старых времен. И все закрыто, а то испачкается. У кого-нибудь есть покурить?
Я протянул ему пачку – это была его собственная – и спички. Я спрятал их перед тем, как пришли за его вещами, после того как его положили в изолятор.
Он сам зажег сигарету, но потом она выпала у него из рук, он наклонился и поднял ее. Втянул в себя дым и закашлялся.
– Черт побери, как хорошо,- сказал он.
Он держал сигарету перевязанной рукой, повязка была уже мокрой. Когда все устроится, я сделаю ему настоящую повязку и промою рану.
– Теперь ей приходится ездить на автобусе, – сказал он,- это я про маму, хотя она это ненавидит. Стоять там, держась за поручни, к которым прикасались другие люди. Хотя она и в перчатках в сеточку. Когда я вернусь, я куплю ей машину.
Казалось, что он говорит во сне. Катарина отвела его назад к столу и усадила. На лбу у него выступил сильный пот, она одной рукой поддерживала его затылок, ладонью другой руки вытирала пот.
– Никто не имеет права трогать меня,- сказал он.
Но он не стал противиться.
Мы сидели вокруг стола. Август склонился к Катарине. Она не трогала его. Просто придвинулась поближе, чтобы ему было удобнее сидеть.
В темноте были слышны какие-то звуки, я посмотрел на Оскара Хумлума, он покачал головой.
– Еще рано,- сказал он.
Август и Катарина сидели, глядя на меня,- все было в порядке. Они меня не оценивали, не желали, чтобы я сделал что-то большее. Я привел их сюда, и все было так, как и должно было быть.
Я понял, как они по-своему чисты, и неважно, что они до этого сделали. Каждый из них по-своему попытался быть самим собой. Не то что я, который никогда ничего из себя не представлял и поэтому всю свою жизнь пытался стать другим. Чтобы попасть внутрь – в настоящую жизнь.
Я видел, что они и это понимают. Что они это понимают и что все в порядке. Что я, несмотря ни на что, все равно имею для них значение.