Услуги особого рода
Шрифт:
– Аня… давай ее развернем, посмотрим… Что-то уж очень крепко она спит. И пахнет от нее как-то странно…
Они уложили ребенка на диван, распеленали. Девочка была крошечная, розовенькая. Рана на пуповине подсохла, но повязку, видимо, не решились трогать.
– От нее пахнет медом, – сказала Анна. – Видишь, у нее и губы-то блестят, в меду… Это чтобы она крепче спала…
– Но ведь ей же еще ничего этого нельзя! – вскричала Дина.
– Да разве теперь это имеет значение? Главное, что это она… Смотри… бирки… Что там написано?
– Казарина… Господи, да что же это такое?
И Анна рассказала Дине о звонке. О том, какую ответственность ей пришлось взять на себя, чтобы, рискуя всем, все же дать возможность неизвестному парню вернуть девочку.
В складках одеяла Дина нашла смятые стодолларовые купюры – пять штук.
– А это еще что? Зачем? Зачем мне эти деньги? Кто-то решил откупиться этим?
– Да нет. Это скорее просьба не обращаться в милицию. Не думаю, что человек, вложивший сюда эти деньги, имеет непосредственное отношение к твоей беде. Скорее всего он просто оказался впутан в это дело и теперь хочет хоть как-то помочь тебе… Я думаю, что он скоро позвонит… Я пообещала ему, что не обращусь в милицию. Но я говорила от твоего имени, поэтому, прошу тебя, давай все забудем… Забирай свою девочку и лети с ней в Австралию, к родителям. Хорошо, если Герман согласится сопровождать тебя… А мне теперь пора домой. Что-то я в последнее время редко там бываю… Дай-ка я подержу твою девочку… Тем более что она просыпается…
Девочка, крохотная, смешно зевнула, растягивая свои нежные тонкие губки и показывая горлышко, после чего, не открывая глаз, заплакала. Да так жалобно, что Анна прослезилась.
– Пойду в магазин, куплю детского питания… А ты пока попробуй дать ей грудь. Вдруг молоко вернется… Хотя навряд ли… Еще надо купить бутылочки в аптеке… соску, памперсы… Господи, я же ничего не знаю, ничего не умею… А завтра обязательно вызови участкового врача. Пусть посмотрит девочку. Если спросит, почему тебя до сих пор не было, скажешь, что болела, что были осложнения… Словом, придумаешь что-нибудь…
– Аня! Ты хотя бы представляешь, что ты сделала для меня? Гера, не отпускай ее… Сходите вместе в магазин и возвращайтесь вместе. Ты же снова унесешься куда-нибудь в Анну-Успенку…
– Куда? – Анна остановилась на пороге. – Что ты сказала? Анна-Успенка? А что ты помнишь об этом?
– Не знаю… Как-то само вырвалось… А что?
– Нет, я не поеду туда… сейчас… – И добавила чуть слышно: – Завтра…
…Она уезжала от Дины за полночь. Не хотела оставаться в чужой квартире. Пять раз звонил Матайтис, Дина брала трубку и говорила, что Анны нет, что она уехала к себе домой.
Дома ее ждал сюрприз: сообщение на автоответчике от Григория.
«Анечка, я скучаю. Был у тебя сегодня в три, затем заезжал в пять. Сейчас я дома. Жду тебя или хотя бы твоего звонка».
Не успела она прослушать, как в дверь позвонили. Это была Ирина.
– Твой бывший был, – сказала она, закатывая глаза к потолку. – Одет с иголочки. Словно в загс с тобой снова собрался. Он уехал – явился твой красавчик. Позвонил в дверь, постоял, подождал и тоже отчалил. Потом снова Гриша… Где тебя, мать, носит?
– Сама не знаю где… Проходи, Ир… Выпить хочешь?
– Если только
– Неси.
Вот она, моя настоящая жизнь. Я, соседка, салат и коньяк. Какие любовники, какая семья, какие дети? Все это не для меня. Это для молодых, таких, как Герман, Дина…
После трех рюмок Ирина не выдержала:
– Аня, мне с тобой поговорить надо. По душам… Все это серьезно, но я боюсь тебя, вот те крест боюсь.
– А я уже ничего не боюсь. Говори… С Гришкой переспала?
– Нет.
– Неужели глаз на Матайтиса положила?
– Это еще кто?
– Никто. Теперь уже никто.
– У меня Миша твой был… – сказала Ирина и отодвинула от себя тарелку.
– И что? Мне-то что до него?
– А то, что я змеюка подколодная… Мы же давно с ним… Месяца два уже будет.
– И ты знала, что он женится?
– Знала… Я все и про вас знала. Он, дурак, мне все про вас рассказывал. В подробностях…
– Свинья.
– Кто, я?
– Ир, иди лучше домой. От греха подальше…
– Презираешь, значит. Ну-ну. Сама спит со всеми подряд, а других осуждает…
– У меня нет сил на тебя… Иди, прошу тебя. И спи с кем хочешь. Только с Гришей у тебя все равно ничего не получится.
– А он мне и не нужен. Он – еврей, а мне в Израиль не надо. Мне и здесь хорошо.
– Что за язык у тебя, Ирка? Иди домой… – Она хотела сказать ей что-то грубое, отвратительное, что так соответствовало моменту, но, вспомнив про Гришу, что он ждет ее звонка, передумала. Зачем опускаться до таких вот Ир, зачем им уподобляться, если в жизни есть замечательные Дины и Германы, Гриши и Матайтисы…
Ира ушла, почему-то плача. Видимо, и роман с Михаилом не смог помочь ей справиться с одиночеством. Разве что польстил чуть-чуть ее самолюбию. Бедная Ира.
Она решила ехать к Грише. Без звонка. Насовсем. С вещами. Позвонил Максим. Как в кино.
– Слушаю, – сказала она, прижимая трубку плечом к щеке и пытаясь пролезть в узкую юбку.
– Аня, это я. Что случилось? Ты обиделась на меня? Но я действительно был занят, очень занят… У меня дел по горло. Я же следователь… Умоляю тебя, не бросай трубку… Я понимаю, что произошло. Ты что-то увидела в моей квартире. Я только могу догадываться… Но это не имеет ко мне никакого отношения…
Она бросила трубку. Значит, он все понял, этот герой-любовник Матайтис. Что ж, тем лучше. Когда снова раздался звонок, она была уже в спальне – укладывала белье в большую дорожную сумку. От выпитого коньяка кружилась голова. Она плохо соображала, что делает. Мысль о том, что шампунь и чулки она сможет забрать в любой другой день, почему-то не пришла ей в голову. В сумку полетели банки с кремом, лекарства… Гриша знает все мои морщинки, знает, что у меня гастрит, и не будет смеяться, если я перед едой приму таблетку; Гриша свой, он родной мне человек, и я обязана его поддержать в трудную минуту; у мужчин в этом возрасте проблемы, они не знают, куда себя деть; а там, там у него друзья, родственники, они помогут; и я помогу, ведь он мой муж, мы прожили с ним больше десяти лет…