Услышь мой голос

Снегова Юлия

— Как? — с ужасом спросил Алексей, он сразу представил себе какие-то неимоверные физические упражнения, которые должен выполнить для того, чтобы успешно прыгнуть с парашютом.

— Морально, Леха, морально, — ответил Горелов, — чтобы не опозориться, чтобы никому не пришлось выпихивать тебя из самолета коленом под зад. В субботу поедем на аэродром. Конечно, сначала будет страшно. Зато потом, Леха, знаешь, как мы сами себя зауважаем!

Это было слабым утешением. «Конечно, — говорил себе Алексей, — приятно ощущать, что ты смог преодолеть свой страх, но эта радость, видимо, приходит потом. А сначала все-таки надо решиться на поступок». Ситуация осложнялась тем, что Леша

с детства боялся высоты. Глубины совершенно не боялся, а высоты страшился просто панически. Алексей вспомнил, как в школе в его компании было принято совершать вылазки на крыши многоэтажек. Он всегда давал своим одноклассникам повод для насмешек, потому что держался точно по центру крыши, не решаясь даже близко подходить к краю. А ведь это была крыша, твердая поверхность.

А тут ему предстояло прыгнуть из самолета в пустоту. Алексей попытался вспомнить, с какой высоты прыгают парашютисты, и ему стало нехорошо. Как ни старался, он не мог представить себя совершающим этот безумный поступок.

— Готовиться! — сокрушенно произнес он вслух. — Горелову легко сказать. Не понимаю, как тут можно готовиться. Чем больше я думаю об этом дурацком прыжке, тем поганее становится у меня на душе. Уж лучше вообще ни о чем не думать, а положиться на случай. Если уж Горелову так нужно, чтобы я прыгал вместе с ним, пусть сам заботится о том, как выпихнуть меня из самолета!

Глава 9

1

Бледный, с дрожащими коленями и похолодевшими руками, Алексей сидел рядом с водительским местом в автомобиле Горелова и мучительно думал, видно ли со стороны, что он перепуган. Машину вел Горелов. Они ехали на служебный Чкаловский аэродром, где их уже ждал инструктор и небольшой самолет. О том, что самолет будет небольшим, Леша узнал от Горелова. Почему-то тот считал, что это обстоятельство должно немного успокоить его робкого приятеля.

«Да какая мне разница, большой самолет или маленький, — думал Леша. — Горелов говорит, что раз самолет маленький, то и высота будет не больше двухсот метров. Тоже мне — утешил. По мне, двести метров или две тысячи — один черт. Все равно костей не соберешь».

Алексей с безнадежным видом посмотрел в окно. По обе стороны шоссе густо росли деревья. Их тяжелые темно-зеленые кроны сочувственно кивали Алексею. Ему вдруг показалось, что злые и неумолимые люди везут его сейчас на казнь, что он в последний раз видит и эти деревья, и это небо. Выходя из дома, он поцеловал на прощание Ясну в черный холодный нос.

«А если я не вернусь, — с ужасом подумал Алексей, — ведь она так и будет сидеть одна, голодная, в пустой квартире. Надо было отвезти ее к родителям«.

— Слушай, я не могу рисковать собой, — сказал он вдруг как можно тверже.

— А что такое? — поинтересовался Горелов. — Тебя недавно избрали депутатом в Госдуму?

— Брось, пожалуйста, свои шуточки. У меня дома собака одна осталась.

— Собака у него осталась, — передразнил Горелов, — у меня, может, внебрачный сын в Америке без отца растет, и то ничего.

— У тебя есть сын в Америке? — Леша неожиданно отвлекся от своих страхов и заинтересовался этой новостью. — Я об этом ничего не знал.

— Да я и сам, старик, узнал не сразу. А только когда сыночку полгода исполнилось.

— А мамаша кто? Какая-нибудь американка?

— Как же, — недовольно пробурчал Горелов, — будь она американка, я, может быть, еще на ней и женился. Она из наших эмигрантов. Лет пять прожила в Америке, а потом приехала в Москву погостить. В Штатах живет в маленьком,

ужасно скучном городке, где вообще нет никаких развлечений, к тому же работает с утра до вечера. А в Москве Рита — ее Ритой зовут — решила оторваться как следует. Каждый вечер новая компания, новый клуб.

— Да, это времяпрепровождение мне знакомо, — мрачно вставил Леша.

— Ну вот, — продолжал Горелов, — я с ней совершенно случайно познакомился на одной вечеринке. Если бы я знал, какие последствия будет иметь наша встреча, я бы, конечно, остался дома. Но ведь заранее ничего предугадать невозможно… Просто один знакомый пригласил меня в гости, сказал, что, как всегда, будет много женщин и срочно нужны кавалеры. Я скучал в тот вечер, ну и пошел. Конечно, Рита произвела на меня определенное впечатление. Такая веселая, рисковая, с сережкой на носу, с какими-то шерстяными косичками в волосах. Короче, она выгодно отличалась от всех остальных женщин, которые пожирают тебя голодными глазами. У нас с ней завязался эдакий легкий романчик. Оба мы знали, что все закончится, как только она уедет, поэтому не трепали зря друг другу нервы, не строили планов, просто веселились и доставляли друг другу удовольствия всеми возможными способами. — Горелов помолчал с минуту, затем меланхолично продолжил: — Потом она уехала, расстались мы так же легко, как и встретились. Я отвез ее в аэропорт, сказал «бай» на прощание, и все. Мы даже адресами не стали обмениваться, потому что оба понимали: письма — лишь жалкий суррогат общения. Представь мою реакцию, когда спустя год с небольшим я получаю от Риты письмо, из которого узнаю, что являюсь папашей американского сыночка. В письме были фотографии — Рита с пузом, Рита с коляской, Рита с младенцем на руках и младенец с погремушкой. Зовут его Коля, вернее Ники на американский лад. До сих пор не знаю, радоваться мне или огорчаться. А главное, этой Рите ничего от меня не надо. Она так и написала, просто решила, что я должен знать о том, что сделался папашей. Вот такие дела…

— Но ты ведь поедешь туда, посмотришь на ребенка? — спросил Алексей.

— Не знаю, — мрачно произнес Горелов, — какой в этом смысл, чужая женщина, чужой американский ребенок. А с другой стороны, может, и поеду. Хочу сделать анализ, если отцовство подтвердится, то буду принимать меры. У парня должен быть отец. Смотри-ка, — сказал Горелов совсем другим тоном, — мы уже приехали.

Машина свернула к аэродрому, дорогу преграждал опущенный шлагбаум, за которым виднелось летное поле с неподвижно стоящими самолетами. Издали они выглядели, как модельки из детского конструктора.

Горелов вышел из машины, сказал что-то солдату в будке, и шлагбаум поднялся. Они проехали на территорию аэродрома и оставили машину возле кирпичного двухэтажного здания.

— Жди меня тут, — бросил Горелов Алексею, а сам скрылся в здании.

Вскоре он вышел оттуда в сопровождении молодого черноволосого парня в летной форме. Алексей, чувствуя, как страх опять сковывает его цепкими лапами, все же выбрался из машины.

— Знакомься, — сказал Горелов, — это Виталий, наш инструктор, а это Алексей — не уверенный в себе клиент.

Виталий протянул Алексею руку и сказал бодрым тоном:

— Ничего, первый раз все волнуются, это норма. Вот когда человек идет на первый прыжок без единой эмоции — это как раз нехорошо. — И он выразительно посмотрел на Горелова. — Потом может случиться истерика.

— Этого еще не хватало, — пробормотал Горелов.

— Пошли, — Виталий пригласил их за собой.

Молодые люди прошли по кромке поля и остановились рядом с небольшим вагончиком, на деревянной стене которого краской было написано: «Аэроклуб».