Усман Юсупов
Шрифт:
Емцов, разумеется, тоже знал о работах Румшевича; он обрадовался:
— Знаете, они прошлой осенью умышленно заразили почву вилтом, высадили на участке больные растения рядом со своими. И оказалось, не болеет их сорт!
Юсупов все увидел сам и сказал во всеуслышание, что, как обычно, собственным глазам не верит. Тут же на станции надо немедля собрать лучших наших агрономов.
Он приехал на этот совет; особенно внимательно выслушивал сомневающихся, которые, впрочем, тоже соглашались с тем, что сорт хорош. Вопрос был перенесен в Наркомат сельского хозяйства.
Уже осенью, в позднее время суток, Юсупов позвонил наркому. Определенности в сообщении наркома, однако, не нашел. Спросил
— Ну хорошо. Допустим, ферганский тоже не устоит против вилта, но по урожайности, по другим показателям он лучше нынешних сортов?
— Во всяком случае, не уступает им.
— Внедряем тогда его с весны во всех производственных зонах, на больших площадях. Хуже не будет, а лучше — вполне возможно.
Сегодня специалисты говорят, что если бы не был внедрен тот сорт, то в годы войны, когда не хватало рабочих рук для обработки растений, плантации могли бы погибнуть от вилта. Вскоре ему на смену пришел «108-Ф», а затем «ташкент», но послушайте старых хлопкоробов:
— Раньше сказали бы: аллах послал новый сорт как раз тогда, когда он самый-самый нужный был.
— Это Юсупов ему дорогу дал. Ученые вывели вовремя, а поддержал Юсупов. Он. Никто другой.
Большой Ферганский канал и сортосмена, Чирчикский электрохимкомбинат — огромное, даже по нынешним, масштабам, предприятие, работающее на энергии каскада чирчикских ГЭС и производящее азотные удобрения, без которых поля погибли бы от голода — иными словами, расширение посевных площадей стало бы убогой самоцелью, не получи плантации питания. Ясно же, что дедовским способом, за счет удобрений, деликатно называемых местными, можно было подкормить почву лишь на небольших наделах.
Чирчикский комбинат — третья забота того года, третье звено в заботах Юсупова о хлопке завтрашнего дня; свидетельство не только его неукротимого напора, но и завидной последовательности, и разумно обоснованной целеустремленности в действиях.
В Ташкенте, в ЦК, среди обязательных утренних докладов было непременно и сообщение о строительстве первой очереди каскада чирчикских ГЭС. Строительство ее завершалось. Три горные красавицы, три реки, до сих пор по достоинству не воспетые поэтами, — Чаткал, Угам и Коксу, километрах в пятидесяти от Ташкента, кончают свой грохочущий бег и сливаются в единый полноводный поток — Чирчик. В нем течет вода, пришедшая с высокогорных ледников; она обжигающе-холодна и, оказавшись в долине, растекается, стараясь уйти как можно дальше от берегов, словно желая отдохнуть на равнине. Здесь, у поселка Газалкент. Чирчик перегородили головным сооружением; французские инженеры, тоже принимавшие участие в проектировании, назвали его Барраж (плотина). Имя это так и закрепилось за поселком. Отсюда, от водохранилища, находящегося метров на тридцать выше обмелевшего русла реки, сдерживаемого надежным бетонным телом, не раз начинали путь вниз вдоль Чирчика Юсупов и А. Н. Аскоченский, одни из основателей проектного института «Сазводпроиз», главный инженер его и главный инженер на Большом Ферганском канале. Аскоченский десять лет управлял Чирчикстроем. Это был один из тех людей, которых Юсупов в душе слегка идеализировал — их знания, их специальность повелителей воды.
Осматривали станции, уже готовые к пуску.
— Как думаешь, когда можно будет сдать азотно-туковый? — спросил Юсупов.
Аскоченский назвал самый оптимальный срок — начало 1941 года.
— Раньше надо, в сентябре. Энергию дай.
— Энергия будет.
— Народ поднимем как на Большом Ферганском, — сказал Юсупов. — Люди поймут, что надо быстрее. Увидишь: ташкентцы построят Чирчик, как ферганцы — канал.
В декабре было принято постановление ЦК ВКП(б) и СМИ СССР о Чирчикстрое. Был указан срок ввода азотно-тукового: сентябрь 1940
Земляные работы на Большом Ферганском канале были завершены в сентябре. Большинство колхозников, как и предполагалось, ушло домой, на поля, нуждавшиеся в рабочих руках. Узбекистан собрал хлопка полтора миллиона тонн без пятидесяти тысяч. Очень хотелось округлить итог; собирались ощипки, вытаскивали волокно из нераскрывшихся почерневших коробочек; отвердевшие створки больно кололи пальцы. Кто-то сказал Юсупову, что в Соединенных Штатах осенью сжигают на корню высохшие кусты (по-узбекски «гузапая») вместе с остатками хлопка. Дескать, дешевле выходит.
— На то они и буржуи, — возразил не раздумывая Юсупов. — Им доход лужен, нам — хлопок. — Он добавил: — Они не только гузапаю, зерно, кофе сжигают!
О кофе он, впрочем, не сильно сожалел. Не находил в нем вкуса. То ли дело — зеленый чай «№ 95» — знаменитый, «токсан беш»! Не без труда раздобыл Юсупов несколько ящиков, чтобы порадовать аксакалов и передовиков в день пуска воды.
Совпало сразу несколько торжеств: пятнадцатилетие Советского Узбекистана, открытие канала, награждение участников строительства: более тысячи человек были отмечены орденами и медалями. Орденами Ленина — Аскоченский, Лебедев, Федодеев, Коржавин, Пославский. Юсупов, Ахунбабаев, Абдурахманов — орденами Трудового Красного Знамени. То был блестящий финал ферганской эпопеи.
Странно, казалось бы, но это лишь на первый взгляд: когда огромное дело, до той поры самое важное в его жизни, было завершено, Юсупов не испытывал ничего, даже отдаленно напоминающего восторг. Скорее — усталость и непонятную пустоту. То же, что испытывает художник, положивший последней мазок на холст, или актер после премьеры. Это преддверие новой работы. Юсупов знал, что будет она потруднее Большого Ферганского канала, хотя не мог, конечно, представить ту без преувеличения историческую миссию, что выпадет вскоре на долю партийной организации Узбекистана.
Война уже началась. В день, когда по каналу пошла вода, на севере, в тысячах километров от Ферганы, парни в белых маскировочных халатах штурмовали финские доты и падали, обожженные пулями.
Жаль было каждого человека.
Перед отъездом в Ферганскую долину Юсупов извлек из нижнего ящика объемистую кипу бумаг: сообщения о неправильных действиях руководителей работ на строительстве канала; не то делают, издают неверные распоряжения, кто их знает — сознательно, нет ли, но объективно вредят… Он порвал один за другим все эти листки из школьных тетрадей, из канцелярских книг с отчеркнутыми поверху красными линейками; подписанные неразборчивым каракулями, четко выведенными фамилиями с указанием профсоюзного стажа и номера членской книжки. Лучше всего было бы бросить эти клочки в поток, путь для которого открыли те самые люди, чью руку требовали остановить. Сегодня они были героями дня. Их обнимал Юлдаш-ака Ахунбабаев, Председатель Президиума Верховного Совета республики, руководитель, столь же любимый и почитаемый в Узбекистане, как Михаил Иванович Калинин в стране.
Юсупов тоже обнял и поблагодарил — и Лебедева, и Пославского, и Тишабая Мирзаева, начальника строительства, и богатыря Мамаджан-палвана Курбанова, и самого обычного с виду землекопа Дунана Дусматова, показавшего фантастические результаты на работе.
Было сооружено и дружеское застолье, и, сидя среди возбужденных счастливых людей, разделяя всей душой их радость, Юсупов почувствовал теперь уже чисто физическую усталость. Но надо было опять торопиться. В Ташкенте готовился очередной пленум ЦК, и Юсупов хотел еще раз прочитать уже переработанный не однажды по его указаниям проект совместного с СНК постановления о мерах по дальнейшему подъему хлопководства…