Усмиритель душ

Priest P?

— Шэнь-нун верил, что будучи богом гор, ты захочешь помочь гоблинам и волшебному народу, а людей бросишь умирать. Он собирался лично привести императора Чжуань-сюя к тебе на поклон, но ты поступил по-своему: построил скромный алтарь с головой Чи Ю внутри у подножия горы Пэнлай. Первыми явились волшебные народы: они всегда признавали Чи Ю своим полноправным предком, а потому поклонились его алтарю. Люди же почитали Чи Ю как бога войны, а потому император Чжуань-сюй велел им последовать за волшебным народом, низко склонив головы в знак уважения. И только гоблины не обратили на алтарь никакого внимания, торопясь занять своё место

на горе. И как только они прошли мимо, алтарь исчез, а его место заняла фальшивая тропа, что надёжно заперла гоблинов в пропасти у подножия горы. Именно поэтому волшебный народ до сих пор возносит хвалы горе Бучжоу. С того дня, позволившего им пережить великий потоп, они завоевали равенство с людьми… Пусть оно и продлилось недолго.

— Ты взял меня с собой в путь через выжженную землю, — продолжил Шэнь Вэй. — От горы Куньлунь до персикового леса, а оттуда — до Пэнлая. Мы шли рядом по миру людей: спасали тех, кому нужна была помощь, убивали призраков-людоедов и даже оказались втянуты в дрязги между разными кланами. В призрачном племени каждый может оказаться обедом: концепция родства нам абсолютно чужда. Тогда я ещё многого не понимал и считал тебя расточительным, ведь ты только убивал, но отказывался поглощать свою добычу… А ты становился всё тише и тише.

Обернувшись, Шэнь Вэй обнял Чжао Юньланя за талию.

— Давай поднимемся в гору.

Мир перед Юньланем размыло, и они оказались у подножия горы Пэнлай, а затем Шэнь Вэй одним прыжком взмыл прямиком на её вершину.

Небо здесь неминуемой серой угрозой нависло над землёй. Грома и молний не было, но тонкой сеткой тумана стелился дождь, и его крохотные капли несли с собой невыносимую вонь.

На вершине Чжао Юньлань увидел Нюйву — одинокую, подпирающую змеиным хвостом облака. Владыка Куньлунь и юный Король Призраков стояли неподалёку, наблюдая за ней.

Куньлунь здорово изменился с тех пор, как Юньлань видел его в нечистых землях: он похудел, и черты его огрубели, но взгляд остался ясным и непоколебимым, что стало ещё заметнее на осунувшемся лице.

Повернувшись к нему, Нюйва взволнованно спросила:

— Владыка Куньлунь, — её красивое лицо омрачила тревога, — что, если Шэнь-нун ошибался? Что, если мы все ошибались?

Куньлунь спрятал руки в рукава, и ветер принялся нещадно трепать их, словно пытаясь оторвать окончательно.

— Всё верно: тогда мы искупим свою вину смертью за благое дело. И когда в этих землях появится кто-то — ещё могущественнее Паньгу — он сможет вынести урок из наших ошибок и завершить то, что мы завершить не смогли.

— Ты прав, — вздохнула Нюйва, и морщинка между её бровей немного разгладилась. — Шэнь-нун однажды уже ошибся, и я могу только надеяться, что этого не произойдёт снова, но… Даже если так, у нас нет выхода. Ты очень вырос, Куньлунь: после моей смерти этот мир останется в твоих руках.

Произнесённые в древние времена слова были словно отлиты из золота и нефрита. Стоило Нюйве договорить, и на незащищённые плечи Куньлуня опустилась неподъёмная тяжесть, однако он даже не дрогнул — и не позволил Королю Призраков за своей спиной встревожиться по-настоящему.

Глубоко вздохнув, Куньлунь подставил ладонь падающему с небес дождю, привыкая к этой тяжести — неизмеримой, невыносимой, которую ему предстояло нести с собой до самого конца.

— Есть кое-что, о чём я подумал только недавно, — произнёс он. — Люди такие маленькие и слабые, что не могут избавиться от своей жадности, злости и глупости. Со своими шестью чувствами они практически слепы, жестоки и недальновидны. Почему же небеса вознаградили тебя за их сотворение? Чем люди им так приглянулись? — Прищурившись, Куньлунь запрокинул голову, глядя на виднеющиеся в облаках дыры. — Только теперь я понял: люди не так уж и отличаются от нас самих.

— Что ты имеешь в виду? — уголки губ Нюйвы тронула улыбка.

— С самого рождения люди знают, что умрут, и каждый шаг приближает их к смерти. Герой ты или трус, разные пути ведут в одну точку, и годы меняются так быстро, что не успеваешь уследить, будто кто-то безжалостно щёлкает пальцами… Словно люди рождаются, только чтобы умереть. — Куньлунь и сам слегка улыбнулся. — Но видишь ли, каждый день своей жизни они за что-то сражаются: за еду и тепло, силу и собственность, за свои чувства и желание прожить ещё один день — постоянно. И после всего этого… Последнее усилие всегда стоит им жизни.

— Я не понимаю, — произнёсли Шэнь Вэй с юным Королём Призраков одновременно. Их голоса — один звонкий и юный, а другой глубокий и хриплый — сплелись для Чжао Юньланя воедино, и на мгновение он сам почувствовал, что они с воспоминанием о Куньлуне были одним целым.

И неожиданно слова пришли к нему сами и сорвались с губ:

— Несправедливо запирать призрачное племя, — произнесли они вместе с Куньлунем, — но один геноцид я уже совершил, когда не позволил гоблинам подняться на Пэнлай и утопил их у его подножия. В моём сердце нет сомнений и страха перед тем, что мне предстоит. Если колесо реинкарнации и вечная жизнь, о которой грезил Шэнь-нун, окажутся ложью, и если у нас не получится, и впереди ждёт катастрофа… Это будет только нашей ошибкой. После нашей смерти в этот мир придут новые боги, которые тоже будут искать вечную жизнь — хотя в глубине души все мы знаем, что совершенного постоянства не существует, и в конце концов все мы, подобно обычным людям, будем мертвы.

Куньлунь обернулся к Королю Призраков, а затем его взгляд скользнул выше и остановился на Чжао Юньлане, и даже зная, что Куньлунь никак не может его видеть, Юньланю всё равно сделалось не по себе от прямой встречи с самим собой из прошлого.

— Если смерть — это хаос, то жизнь — это бесконечная борьба, — заключил Куньлунь, улыбнувшись снова, и на его щеках показались ямочки. У него была улыбка ребёнка, но глаза — седого старика. — Нюйва, можешь начинать. И ни о чём не волнуйся.