Усни, красавица
Шрифт:
– Нет, с космической орбиты!
– Мне не до шуток.
– Куда же я денусь? Я боюсь бандитов.
– На самом деле? – спросил Шустов. – Тогда повесьте трубку. Когда я освобожусь, то я вам позвоню.
Все милиционеры – хамы. Это не тайна, а банальная истина. Даже лучшие из них.
С досадой кинув трубку, Лидочка вздрогнула, потому что в то же мгновение телефон зазвонил.
«Ну что ж, самое время вам, лейтенант, сменить тон и поговорить со мной по-человечески», – решила Лидочка и подняла трубку.
Голос был женским, высоким, срывающимся.
– Лида?
– А кто это говорит?
– Это я, Соня. Ты меня не узнала? Это неудивительно… – Соня захлебнулась словами и громко всхлипнула в трубку.
– Что случилось, Соня?
– Я же говорила, я же тебе говорила! – закричала Соня.
И тут же в мозгу Лидочки как бы щелкнул выключатель, и все стало на свои места. Вчерашние сетования Сони на то, что Алена готова покончить с собой. Пребывание лейтенанта Шустова в квартире Алены и его подозрительность к людям, которые звонят туда по телефону. И этот звонок Сони…
– Что случилось с Аленой? – спросила Лидочка.
– Она… она ушла от нас.
Господи, где она подслушала этот эвфемизм? Ушла от нас…
– Почему она умерла?
– Она отравилась… – Соня плакала, потеряв способность членораздельно говорить, но говорить ей хотелось – она, видно, в самом деле искала Лидочку, которая волей случая оказалась свидетельницей вчерашних разговоров.
– Выпей воды, – посоветовала Лидочка.
– Я не могу, я из автомата…
И Лидочке пришлось терпеть, вылавливая между рыданиями отдельные фразы и даже слова. Она поняла наконец, что же произошло утром с самой Соней. Та, оказывается, спозаранку приехала с дачи, но ее беспокоило, как себя чувствует подруга. С вокзала она позвонила ей – никто не подошел. Было еще рано, Алена могла спать. Тогда, движимая тревогой, Соня все же поехала к ней – у нее был свой ключ от квартиры Алены. С дороги она еще раз позвонила и тоже без результата.
Когда Соня вошла в квартиру, она увидела, что Алена лежит на диване, рядом – телефон и несколько таблеток. Видно, отравившись таблетками, Алена попыталась позвонить по телефону. Но опоздала – умерла, лишь подняв трубку стоявшего на тумбочке аппарата.
Соня кинулась звонить в «Скорую помощь», но сначала приехала не «Скорая помощь», а милиция. Молодой черноглазый лейтенант. Он стал разговаривать с Сонечкой, как с преступницей, он ужасно себя вел.
Потом прибыли эксперты и другие люди, и Соня смогла уйти из той квартиры – она все равно не хотела там находиться… Зная, что Лидочка живет поблизости, она стала дозваниваться Лиде. Почему Лиде? А кому же еще?
В том была некоторая логика. Вернее всего, у Сони и Алены не так много друзей – они образовывали некий замкнутый мирок: две подруги и несчастная любовь одной из них. Или обеих?
А Лида – это новое приобретение, это свежо в памяти, это – рядом. Лидочка – нечто, объединяющее Соню с Татьяной Флотской. Ей по крайней мере не безразлично то, что произошло.
– А когда это случилось?
– Можно, я к тебе приду? А то я на улице, совсем окоченела, у меня ни одной силы
– Хорошо, иди, – согласилась Лида и стала объяснять дорогу.
Соня пришла через пять минут – видно, звонила с Тишинской площади, от аптеки. За это время Лидочка успела снова позвонить Алене, однако там уже никто к телефону не подходил. Потом она стала звонить Шустову, но на работе он еще не появлялся. Пришлось смириться и надеяться на то, что Андрей Львович вскоре сам объявится – хотя бы из профессиональной любознательности.
И тут пришла Соня.
За прошедшие часы она постарела лет на десять. По красным пышным щечкам побежали лиловые ниточки вен, веки распухли, и под глазами образовались мешки. Кожа была сизой, как у алкоголички. Наверное, у Сони какие-то нелады с обменом или почками…
– Слушай, дай чего-нибудь выпить, – попросила она с порога. – Я так больше не могу.
Лидочка провела Соню в большую комнату, хотя таких вот дневных гостей принято принимать на кухне, но на кухне было холодно. Соня уютно устроилась на диване, а Лида достала из буфета початую по какому-то давнему поводу бутылку коньяка. Она налила коньяк в рюмку, потом пошла на кухню, чтобы нарезать сыр и взять крекеров, а когда вернулась, увидела, что Соня наполняет вторую рюмку.
– Прости, – сказала Соня, – это, наверное, подозрительно смотрится, но я, в принципе, непьющая. Это у меня шок.
– Ничего, ты только закуси. А я тебе сейчас сделаю кофе. Или чай?
– Кофе, растворимку, и покрепче. – А когда Лидочка уже была на кухне, ставила чайник, то услышала: – Сахару два куска!
Соня постепенно оживала.
Кофе они пили вместе, у Сони перестали дрожать пальцы. Она уже обрела способность рассказывать о том, что же произошло. Правда, время от времени сама подливала себе коньяк.
Оказывается, она застряла у Татьяны Иосифовны, они смотрели телевизор, потом снова ругались.
– Ну, ты понимаешь – мы с ней как кошка с собакой, но довольно давно знакомы… Нас Аленка объединяет.
Тут Соня сделала паузу и тихо сказала:
– Объединяла.
Это изменение времени снова вызвало слезы, и Лидочка побежала за валерьянкой.
Не дозвонившись Аленке с вокзала, Соня приехала на Васильевскую и сначала позвонила в дверь. Было уже больше десяти.
«Ага, я в это время сидела у Шустова», – поняла Лида.
Когда никто на звонок не откликнулся, Соня открыла дверь своим ключом.
– Понимаешь, я, честное слово, не подозревала. Я, конечно, все время беспокоилась, но чтобы так на самом деле случилось – это я и представить себе не могла. Честное слово!
– А она пыталась покончить с собой раньше? – Лидочка вспомнила, что об этом Татьяна Иосифовна говорила вчера на даче.
Соня ответила не сразу – Лидочка поняла, что ей сейчас неловко чем-то обидеть погибшую подругу, словно прошлые попытки самоубийства были постыдными поступками.
– Конечно… у нее были попытки. Но они были ненастоящие. Она никогда не принимала смертельную дозу. У нее срабатывало чувство самосохранения. Она сама вызывала «Скорую».