Усни, красавица

Булычев Кир

– Вам и это известно?

– А почему бы и нет? Всей Москве известно, а мне неизвестно?

– Продолжайте, сэр.

– Раз он ходит к женщине три года, а она живет одна, то постепенно в ее доме накапливаются его вещи и вещицы, а может, и его некрупные подарки. Он бегает по квартире и уничтожает следы своей дружбы… – Лейтенант остановился, достал сигареты, закурил и, не двигаясь с места, заметил: – Вообще-то говоря, мне этот Осетров как человек не нравится, холодный, но суетливый.

Лидочка кивнула.

– А куда

ему все спрятать? Тут он видит ту самую вашу шкатулку. Как неопытный преступник, он высыпает из шкатулки пуговицы и нитки и сует туда свою зубную щетку, письма и открытки. Вы знаете, что ни писем, ни открыток от него не обнаружено? А это тоже характерный признак. Ну, не может так быть, чтобы он в лучших традициях большевистской конспирации ни строчки ей за три года не написал!

– Значит, он ликвидировал свои следы…

– И обратите внимание, Лидия Кирилловна, он же принес шкатулку – единственную чужую и не нужную никому вещь… Но ведь то, что было в шкатулке, он уже утопил… Или спрятал на нижней полке шкафа.

– Кстати, – заметила Лидочка, чувствуя, что подошло время расстаться – ей уже хотелось поскорее спрятаться в свой домик, где с утра комендант Каликин вставил второе стекло в кухонное окно. Она очень устала за день. Не столько, конечно, физически, как от постоянного и неприятного нервного напряжения. – Кстати, когда вы мне отдадите шкатулку? Тем более что на нее нет хозяина.

– Я должен ее пока придержать, – без особой уверенности в голосе сказал Шустов. – Он же ее добровольно выдал.

– Потому и выдал, что она никакой ценности для него не представляла и ему не принадлежала.

– Но где доказательства, что она – ваша?

– Я об этой шкатулке уже неделю всем талдычу. Я познакомилась с Татьяной Иосифовной и Соней только из-за этой шкатулки. Я даже стала поверенным чувств этого семейства из-за шкатулки. Ну как я могла сообразить, что Алена покончит с собой раньше, чем я успею забрать у нее мою шкатулку?

– Хорошо, я подумаю, – ответил Шустов. – Вы мне завтра позвоните?

– Когда?

– С утра, хорошо?

– И вы мне вернете шкатулку?

– Вообще-то говоря, ее должна опознать Татьяна Иосифовна.

– Она ее в глаза не видела!

– Ну что я тогда могу поделать?

– Поговорите с Соней. Это именно Соня сказала мне о шкатулке. Она помнит ее, она ее узнала по моему описанию…

– В такие моменты жизни женщин волнуют шкатулки, коробки, иголочки… – с напускным презрением заявил Шустов.

– Что ж, так мы, женщины, устроены. Поэтому мы остаемся низшими существами на этой планете.

Шустов неловко засмеялся – ему показалось, что он обидел спутницу. Лидочка не стала его переубеждать.

– Я завтра вам позвоню, – обещала она и убежала в подъезд.

В подъезде Лидочка обернулась – сквозь стекло двери было видно, что лейтенант не спешит уходить – ждет, закуривает.

Поднявшись к себе,

Лидочка сразу пошла к кухонному окну.

Не зажигая света, она приблизилась к стеклу и помахала лейтенанту, который смотрел на окно. Тот, угадав Лидочку, поднял руку, помахал в ответ, выкинул в снег сигарету и быстро зашагал прочь.

Глава 7

Где осетров?

Когда Лидочка позвонила Шустову утром в понедельник, Соколовская сказала, что он забегал в самом начале дня, а потом уехал на происшествие. Соколовская сообщила это особенным официозным голосом, призванным дать понять неким много себе воображающим особам, что свет не сошелся и никогда не сойдется клином именно на них – у настоящего мужчины найдутся дела и поважнее. По сути дела, Соколовская была права – смерть Алены Флотской была лишь одним из многочисленных эпизодов деятельности лейтенанта. Тем не менее Лидочка почувствовала раздражение против Соколовской. Ведь Лидочке лишь нужна собственная шкатулка, которую Шустов вряд ли сможет ей отдать, потому что теперь она перешла в разряд вещественных доказательств.

Так и не узнав у Соколовской, когда лейтенант возвратится, Лидочка сгоряча хотела было позвонить Соне, чтобы упросить ту воздействовать на Шустова. Соня же, словно почувствовала, что Лидочка разыскивает ее, и позвонила сама.

– Ну как ты? – спросила она, не представляясь, словно подружка, выясняющая, не ломит ли у тебя голову после вчерашней попойки. Но Лидочка уже начала привыкать к Сониной бесцеремонности. Конечно, можно бы произнести в этом случае сакраментальную фразу о грубой оболочке, которая скрывает тонкую и трепетную натуру, но это было бы бесполезно, так как Лидочка понимала, что Соня предпочитала общаться с миром, выпустив коготки, потому что ничего хорошего от него не ждала.

– Спасибо, хорошо.

– Чего вчера так рано ушла?

– А почему мне надо было оставаться?

– А мы неплохо посидели, – сказала Соня. – Так ведь, без несчастья, и не увидишься. Жалко даже, что Аленки с нами не было – она была бы довольна.

Соня не притворялась. Она и на самом деле предпочла бы увидеть Алену на ее же похоронах – посидели бы вместе.

– У тебя ко мне какое-нибудь дело? – спросила Лида.

– Я не вовремя позвонила? – Соня сразу насторожилась, она уже была готова обидеться.

– Нет, вовремя, я не занята, не надувайся заранее, – ответила Лидочка. – Просто я сама собиралась тебе звонить, потому что надо посоветоваться.

– Давай говори, у меня срочных дел нет.

– Я тебе говорила, что Осетров сдал в милицию шкатулку?

– Ага. Он в ней свои драгоценные подарки и запасные подштанники унес. Знаю, знаю.

– Но как честный человек…

– Как честный коммунист!

– Не перебивай старших. Он принес пустую шкатулку и отдал Шустову по принципу – мы чужой земли не хотим.