Успешное покорение мира [сборник рассказов]
Шрифт:
Неплохо было бы заказать добавку парфе, но Бэзил не решился лишний раз беспокоить сбившегося с ног официанта и развернул перед собой листок. Письмо было от матери.
ДОРОГОЙ БЭЗИЛ!
Пишу в страшной спешке — не хотела тревожить тебя телеграммой. Дедушка уезжает за границу, на воды, и хочет, чтобы мы поехали вместе с ним. Ты сможешь закончить этот учебный год в Гренобле или в Монтре, выучишь язык, да и мы будем поблизости. Если, конечно, у тебя будет такое желание. Я знаю, как ты полюбил Сент-Реджнс; там у тебя и футбол, и бейсбол — в Европе такого, конечно, не будет, но, с другой стороны, перемена обстановки тоже не помешает, если даже придется на год
С любовью к моему дорогому мальчику,
МАМА
Бэзил вскочил со смутным намерением тут же отправиться в «Уолдорф» и забиться в какой-нибудь чулан до приезда матери. Потом, решив напоследок сделать красивый жест, он повысил голос, добавив в него своих первых басовых нот, и без стеснения подозвал официанта. Прощай, Сент-Реджис! Прощай, Сент-Реджис! Он задыхался от счастья.
«Господи! — безмолвно восклицал он. — Господи! Господи! Господи! Пропадите вы пропадом, доктор Бейкон, и мистер Руни, и Брик Уэйлз, и Толстый Гаспар. Пропадите вы пропадом, Багз Браун, и домашний арест, и кличка Пузырь». Они даже не стоили ненависти, потому что превратились в бессильные тени из застывшего мира, откуда он теперь ускользал, улетал и на прощанье помахивал рукой. «Счастливо оставаться! — снизошел он до них. — Счастливо оставаться!»
Его сентиментальную радость охладил только грохот Сорок второй улицы. Придерживая рукой бумажник, чтобы не стать жертвой вездесущих карманников, он осторожно двинулся в сторону Бродвея. Ну и денек! Надо будет сказать мистеру Руни… Можно туда не возвращаться! А может, лучше вернуться — пусть знают, чем он будет заниматься, оставив их прозябать в школе.
Дойдя до театра, он вошел в вестибюль и попал в женственную, припудренную атмосферу дневного спектакля. Вытаскивая из кармана свой билет, он обратил внимание на точеный профиль в каких-то пяти шагах. Он принадлежал хорошо сложенному, светловолосому молодому человеку лет двадцати, с волевым подбородком и внимательными серыми глазами. Бэзил изо всех сил напряг извилины и вспомнил имя — более чем имя — легенду, знак небес. Ну и денек! Он никогда в жизни не встречал этого человека, но по тысяче виденных фотографий безошибочно определил, что это Тед Фэй, капитан футбольной команды Йеля, который минувшей осенью практически в одиночку порвал и Гарвард, и Принстон. Бэзила пронзила сладостная мука. Профиль отвернулся; толпа кишела; герой исчез. Но Бэзила не покидало чувство единения с Тедом Фэем, которое обещало остаться с ним до конца спектакля.
В шелестящем, шепчущем, сладко пахнущем полумраке зрительного зала он читал программку. Это был всем спектаклям спектакль, давняя его мечта; пока не подняли занавес, даже эта программка приобрела ореол святости, как предвестница настоящего зрелища. Но когда занавес поплыл вверх, она превратилась в ненужную бумажку, которую Бэзил небрежно уронил на пол.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. Лужайка в предместье Нью-Йорка.
Зрелище оказалось чересчур ярким и блескучим, чтобы воспринять его целиком; действие развивалось так стремительно, что Бэзил многого не уловил; пусть бы мама по приезде сводила его сюда еще разок… на следующей неделе… завтра…
Прошел час. На сцене теперь происходили очень грустные события; хоть и с юмором, но грустные. Девушка… мужчина. Что разлучало их даже сейчас? Ох уж эти трагические ошибки и недоразумения. Как печально.
В вихре света и звука, решимости, ожиданий и неминуемых бед первое действие завершилось.
Он вышел из зала. Поискал Теда Фэя и, кажется, заметил его у плюшевой торцевой стены, но не точно. Купил пачку сигарет, закурил и приготовился насладиться первой затяжкой, но тут загремела музыка, и он опрометью бросился обратно в зал.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. Вестибюль отеля «Астор».
Она и впрямь была, как пелось в арии, Прекрасной Розой Ночи. Вальс поднял ее над сценой, придал ей нестерпимой красоты и с последними аккордами плавно вернул, как невесомый листок, с небес на землю. Высший свет Нью-Йорка! У кого повернется язык осуждать, если ее закружил этот блеск и она исчезала в спелом утреннем янтаре оконных рам или растворялась в далекой чарующей музыке, когда открывалась и закрывалась дверь бального зала? Хвала сверкающему городу.
Прошло полчаса. Ее истинный возлюбленный подарил ей розы, похожие на нее, а она с презрением швырнула их к его ногам. Смеясь, она повернулась к другому и закружилась в танце — в безумном, неудержимом танце. Стойте! Это нежное сопрано тонких духовых, эта низкая, волнистая нота великолепных струнных. Проникновенный и щемящий, стремительный, как порыв чувства, летящий над сценой мотив снова подхватил ее, как беспомощный листок, покорный ветру:
Роза… Роза… Роза ночи Расцветает с весенней луной.Через несколько минут толпа подхватила Бэзила, до странности потрясенного и взволнованного, и вынесла в фойе. Взгляд его тут же упал на почти забытый, претерпевший удивительную метаморфозу призрак мистера Руни.
По правде говоря, мистер Руни явился в несколько разобранном виде. Во-первых, на нем была совсем другая шляпа — куда меньшего размера, нежели та, что днем. Во-вторых, лицо его утратило былую топорность и сделалось безмятежным и нежно-бледным; галстук, а отчасти и рубашка загадочным образом оказались поверх мокрого насквозь пальто. Как мистеру Руни удалось за недолгих четыре часа довести себя до такого состояния — это можно было объяснить разве что освобождением искрометного, вольнолюбивого духа из-под гнета школы для мальчиков. Мистер Руни был рожден для трудов под ясным светом небес и — видимо, полуосознанно — шел навстречу своей неизбежной участи.
— Л-л-ли, — невнятно произнес он, — пора те поумнеть. Я тя н-н-научу, как поумнеть.
Чтобы избежать угрожающей перспективы обучения прямо в фойе, Бэзил неловко сменил тему.
— Не желаете ли посмотреть спектакль? — осведомился он, польстив мистеру Руни предположением, что тот в состоянии смотреть спектакль. — Постановка великолепная.
Мистер Руни снял шляпу, под которой темнел колтун из мокрых волос. На миг у него в мозгу шевельнулось осознание реальности.
— Н-н-нужно ехать в школу, — мрачно и неуверенно выговорил он.
— Но спектакль еще не закончился, — в смятении запротестовал Бэзил. — Мне необходимо досмотреть последний акт.
Покачиваясь, мистер Руни разглядывал Бэзила, смутно понимая, что его судьба теперь в руках этого мальчишки.
— Л-л-ладно, — согласился он. — Возьму че-нибудь пожевать. Я тут рядом.
Сделав крутой разворот, он заковылял вниз и по дуге перебрался в соседнее здание, где находился бар. Бэзил не чуя под собой ног, вернулся в партер.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. Сад на крыше дома мистера ван Астра. Ночь.