Успешное покорение мира [сборник рассказов]
Шрифт:
Бэзил бросился вперед, но другие отрезали ему путь, и Малыш Лемойн, яростно сопротивляясь, исчез в гардеробной среди круговерти ног и рук, из которых не все принадлежали ему. Стоя в проеме, Бэзил чувствовал, что к его отвращению примешивается искреннее сострадание, потому как Лемойн всякий раз, когда ему удавалось поднять голову из-под крана, отчаянно сетовал, что его любовь растоптана.
Когда Бэзил снова танцевал с Минни, он понял: она зла и напугана до такой степени, что уже готова просить его о помощи; она заставила его сесть.
Ну не дурак ли он после этого? — бушевала она. — Так недолго
— Он не знал, что творит. У него была трудная игра, он еще не отошел, вот и все.
Но в глазах у нее стояли слезы.
— Ты намного умнее. — Ее тихий голос обволакивал его заколдованной рекой. — Ты способен понять, что… если двое больше не сходят с ума друг от друга, они должны проявить здравый смысл.
— Естественно, — сказал он и добавил с напускной небрежностью: — Разбежались так разбежались.
— Бэзил, ты такой хороший! Ты всегда меня понимаешь.
Тут она впервые за долгие месяцы задумалась именно о нем. Ему бы цены не было, говорила она про себя, если бы его мозги, способные кого угодно довести до белого каления, довольствовались «простым пониманием».
— Ах, Бэзил! — воскликнула она. — Неужели я настолько ужасна? Я никому не желаю плохого, но так уж получается.
Он хотел обнять ее и сказать, что она — самая романтичная душа в целом мире, но по глазам понял, что это без толку. Ведь для нее он был пустым местом — точно так же она могла бы излить душу какой-нибудь подружке. Ему вспомнилось, что советовала Джобена: «уйти с достоинством».
Пока он наблюдал за танцем Джобены, Минни проследила за его взглядом:
— Значит, ты пришел с девушкой? Она необыкновенно мила.
— Не так мила, как ты.
— Бэзил!
Он твердо решил не смотреть на нее, предполагая, что она слегка выгнула спину и сложила руки на коленях. Пока он держался изо всех сил, но тут произошло нечто невероятное: мир, который окружал, но не включал в себя Минни, вдруг немного посветлел. Вскоре к Бэзилу потянулись еще какие-то первокурсники, стали поздравлять с победой, и ему это нравилось: их слова, их восхищенные взгляды. На следующей неделе у него были все шансы выйти против Гарварда в первом составе.
— Бэзил!
У него в груди сердце совершило головокружительный скачок. Краем глаза он заметил ее выжидающий взгляд. Неужели она действительно раскаивается? Не воспользоваться ли случаем, чтобы повернуться к ней и сказать: «Минни, скажи этому идиоту, пусть утопится в речке, и возвращайся ко мне»? Он колебался, но мысль, которая спасла его днем, возникла вновь: на сегодня ошибок достаточно. Мольба сама собой медленно затухала у него в душе.
С видом собственника к ней подошел амбал Джубал, и сердце Бэзила, в розовом шелковом платье, запорхало в такт музыке по бальному залу. Окутанный туманом нерешительности, он ретировался на веранду. В воздухе мелькали прилетевшие до срока снежинки, а от звезд веяло холодом. Приглядевшись, он, как всегда, понял, что это его звезды — символы честолюбия, борьбы и славы. Меж ними плыл трубный глас ветра, поднимаясь до той целой ноты, которой всегда с нетерпением ждал Бэзил, а узкие шеренги облаков боевым порядком спешили к нему на смотр. Это зрелище сверкало небывалым великолепием, и только наметанный
Рассказы о Джозефине
Первая кровь
I
— Вспомни, как ты прибегала ко мне сама не своя, когда Джозефине было годика три! — воскликнула миссис Брэй. — Джордж тогда оказался не у дел и от злости шлепал малышку Джозефину.
— Я помню, — сказала мать Джозефины.
— И вот она, Джозефина.
Это и в самом деле была Джозефина. Она с улыбкой смотрела на миссис Брэй, и у той во взгляде мелькнула едва заметная колючесть. Джозефина улыбалась как ни в чем не бывало.
— Сколько же тебе лет, Джозефина?
— Шестнадцать.
— Вот как! Я бы дала больше.
При первой же возможности Джозефина спросила миссис Перри:
— Можно мне сегодня пойти с Лиллиан в кино, на дневной сеанс?
— Нет, дорогая, у тебя много уроков.
Она повернулась к миссис Брэй, показывая, что вопрос закрыт, но…
— Дура проклятая, — вполне различимо шепнула Джозефина.
Чтобы сгладить неловкость, миссис Брэй поспешила сменить тему, но миссис Перри, естественно, не могла оставить такой выпад без последствий.
— Как ты назвала маму, Джозефина?
— Не понимаю, почему я не могу пойти в кино с Лиллиан.
Мать больше не допытывалась:
— Потому что у тебя много уроков. Ты, что ни день куда-то бегаешь — папе это надоело.
— С ума сойти! — бросила Джозефина и рьяно продолжила: — Бред какой-то! Папа рехнулся. Скоро начнет рвать на себе волосы и изображать Наполеона.
— Нет, в самом деле, — оживилась миссис Брэй, когда миссис Перри бросило в краску, — такое возможно. Что, если Джордж и вправду рехнулся: мой-то муж явно не в себе. Это все война.
Но ей было не смешно; она считала, что Джозефина заслуживает хорошей порки.
Разговор переключился на Энтони Харкера, знакомого старшей сестры Джозефины.
— Он — чудо, — перебила Джозефина… не грубо, нет, ведь, несмотря на все, что этому предшествовало, грубиянкой она не была и вообще старалась больше помалкивать, хотя временами срывалась, а изредка даже говорила плохие слова, если кому-нибудь изменял здравый смысл. — Совершеннейшее…
— Просто он пользуется успехом, вот и все. Лично я не вижу в нем ничего особенного. Мне он кажется весьма поверхностным.
— Ой нет, мама, — возразила Джозефина. — Он не такой. Все говорят, что у него потрясающая индивидуальность… другие с ним рядом не стояли. Любая девушка была бы счастлива его заполучить. Я бы хоть сейчас вышла за него замуж.
Раньше ей такое и в голову не приходило; последняя фраза, если честно, была заготовлена для выражения симпатии к Тревису де Коппету. Вскоре подали чай, Джозефина извинилась и ушла к себе.
Дом был новый, однако семейство Перри никто бы не назвал нуворишами. В Чикаго такие, как они, составляли высшее общество, примыкали к числу очень богатых и по меркам тысяча девятьсот четырнадцатого года слыли вполне просвещенными. Но Джозефина, сама того не ведая, оказалась в первых рядах поколения, которому суждено было «отбиться от рук».