Устал рождаться и умирать
Шрифт:
— Полегче. Он ранен, не видишь, что ли?
Люди пытались поднять меня, мне тоже хотелось встать. Валяться могут коровы, козы, свиньи, собаки, а ослы ложатся, лишь когда помирать собираются. Я старался подняться, но не давало отяжелевшее тело. Что ж такое, три года всего ослику, и вот так взять и помереть? Вообще для осла ничего хорошего в этом нет, а так помереть совсем обидно. Широкая дорога впереди, да ещё на множество тропинок разделяется, каждая открывает столько любопытного и восхитительного — какое тут помирать, подниматься надо. По команде Лань Ляня братья Фан пропустили мне под брюхо жердину, сам он зашёл сзади и задрал мне хвост. Инчунь обнимала меня за шею, братья Фан взялись за жердину и вместе выдохнули: «Взяли!» С их помощью я встал,
Народ ходил вокруг, с удивлением разглядывая кровавые раны на задних ногах и на груди. Все недоумевали: неужели от спаривания с ослицей такое может остаться? Слышно было, как члены семьи Хань тоже обсуждают раны на теле ослицы.
— Грызлись они всю ночь напролёт, что ли? — выразил вслух свои сомнения старший из братьев Фан.
Младший лишь покачал головой.
Один из помогавших семье Хань искать ослицу вдруг громко закричал, указывая вниз по течению:
— Сюда, скорей, смотрите, что это!
Один из мёртвых волков медленно перекатывался в воде, другой лежал под большим валуном.
Все подбежали и уставились во все глаза, куда он указывал. Я знал, что они смотрят на волчью шерсть, колышащуюся на поверхности воды, на следы крови на камнях — волчьей и ослиной, ощущают ещё стоящее в воздухе зловоние и по множеству беспорядочных следов волчьих лап и ослиных копыт на песке, по ужасным ранам на наших с Хуахуа телах представляют, какая жестокая битва здесь разыгралась.
Двое скинули обувь, закатали штанины и, зайдя в воду, вытащили за хвосты мокрые останки волков на берег. Я чувствовал, какое всех охватывает глубокое уважение ко мне, понимал, что мной гордится и Хуахуа. Инчунь обхватила мне голову, поглаживая по морде, и на ухо скатилось несколько слезинок.
— Мать вашу, — горделиво воскликнул Лань Лянь, обращаясь к остальным, — пусть только кто посмеет теперь сказать, что мой осёл никуда не годен, я ему покажу! Все говорят, что ослы — трусы, чуть завидят волка, так и душа вон от страха. Но это не про моего осла, он двух свирепых волков забил.
— Так уж и один твой осёл, — возмутился каменотёс Хань. — Наша ослица тоже постаралась.
— Что верно, то верно, — усмехнулся Лань Лянь. — Ваша ослица тоже постаралась, она теперь моему ослу жёнушка.
— С такими ранами, женитьбы у них, поди, и не получилось? — полушутя заявил кто-то.
Фан Тяньбао нагнулся, чтобы осмотреть мою колотушку, потом подбежал к ослице семьи Хань, задрал ей хвост и авторитетно заключил:
— Получилось, могу гарантировать: погодите чуток, и в доме почтенного Ханя будут растить ослёнка.
— Ну, почтенный Хань, присылай пару шэнов [74] чёрных бобов, моему чёрному ослу здоровье поправлять, — с серьёзным видом заявил Лань Лянь.
74
Шэн— мера объёма для жидких и сыпучих тел, ок. 1,04 л.
— Ага, жди больше! — хмыкнул Хань.
Тут подбежали прятавшиеся в зарослях. Ступали они легко, но двигались как-то скрытно, сразу видно — никакие не крестьяне. Их вожак, коротышка с остренькими глазками, остановился перед волками, наклонился, ткнул одного в голову, другого в брюхо и проговорил с удивлением, к которому примешивалась досада:
— Вот они, эти два гада, столько нам насолили!
Другой повернулся к остальным и громко провозгласил:
— Ну вот и славно, можно доложить, что задание выполнено.
— Вы, наверное, таких зверюг и не видывали? — не без самодовольства обратился ещё один к Лань Ланю и остальным. — Это вам не дикие собаки, это большие серые волки, таких на равнине не часто встретишь, они сюда из степей Внутренней Монголии [75] пробрались и много чего по пути натворили.
75
Внутренняя Монголия— автономный район КНР на границе с МНР.
Предводитель охотников прицелился в голову волка и выстрелил. В вырвавшейся из дула яркой вспышке и белом дымке голова волка исчезла. Она разлетелась, как голова Симэнь Нао, и окрасила камни бело-красным.
Другой понимающе усмехнулся, поднял своё ружьё и прицелился во второго волка. После выстрела в брюхе образовалась дыра с кулак величиной и вытекла грязная масса.
Глядя на то, что они творят, Лань Лянь и все остальные аж рты разинули, потом стали растерянно переглядываться. Пороховой дым рассеялся. Звонко и мелодично журчала вода, откуда-то издалека прилетела огромная стая воробьёв, по меньшей мере сотни три. Они поднимались и опускались тёмной тучей, потом усыпали кусты тамариска — ветки согнулись, как усыпанные плодами деревья, и окрестности песчаной гряды наполнил жизнерадостный щебет. И тут послышался тонкий, как паутинка, голос Инчунь:
— Что это вы задумали? Зачем стрелять в мёртвых волков?
— Хотите чужое себе в заслугу приписать, мать вашу?! — возмутился Лань Лянь. — Волков мой осёл прибил, вы тут ни при чём.
Главный охотник вытащил из кармана две новенькие купюры и засунул одну под узду мне, а другую, отойдя на несколько шагов, — Хуахуа.
— Думаешь заткнуть нам рот своими бумажками?! — взвился Лань Лянь. — Не выйдет.
— Забери назад деньги, — решительно заявил каменотёс Хань. — Волков наши осёл с ослицей забили, добыча это наша.
Охотник презрительно усмехнулся:
— Если на всё закрыть один глаз, и вам, и нам хорошо будет, братья. Да вы хоть весь рот в кровь сотрите, никто не поверит, что ваши ослы сумели расправиться с волками. Тем более есть такое явное доказательство, как разнесённая пулей макушка одного волка и дыра навылет в брюхе другого.
— Эти волки наших ослов искусали и перецарапали, вон они все в крови! — воскликнул Лань Лянь.
— Ослы действительно изранены и в крови, но кто поверит, что это следы волчьих клыков и когтей? — Охотник вновь усмехнулся. — Это как раз доказывает следующее: в момент смертельной опасности для израненных волками ослов подоспели трое бойцов из третьей группы отряда по уничтожению волков. Они бросились на зверей, и завязалась схватка не на жизнь, а на смерть. Командир группы Цяо Фэйпэн рванулся к волку-самцу, прицелился и с одного выстрела разнёс ему голову. Охотник Лю Юн выстрелил в другого волка, но ему не повезло. Мы всю ночь пролежали в засаде, порох отсырел, и ружьё дало осечку. Оскалив огромную пасть с белоснежными клыками, волчица со злобной усмешкой, от которой волосы встали дыбом, бросилась на Лю Юна. Откатившись в сторону, он увернулся от первой атаки злобного зверя, но пятка у него застряла меж камней, и он упал на спину. А волчица, выставив хвост, снова метнулась к нему желтоватой струйкой дыма. В этот страшный момент — всё произошло быстрее, чем рассказ об этом, — волчицу взял на мушку самый юный охотник нашего отряда Люй Сяопо и выстрелил ей в голову. Но она двигалась, и выстрел пришёлся ей в брюхо. Свалившись, она стала кататься по земле. На разлетавшиеся кишки свирепого хищника было страшно смотреть. К тому времени Лю Юн успел перезарядить ружьё и выпалил по катающейся волчице. До неё было довольно далеко, поэтому заряд лёг веером и изрешетил зверя во многих местах. Волчица вытянула ноги и сдохла.