Устранитель зла (сборник)
Шрифт:
Лотар тоже разделся, чтобы чувствовать себя в воде более удобно, разбежался и прыгнул руками вперёд, чтобы перекатиться, достигнув дна, как на тренировке. Но перекатываться не пришлось. Дна не оказалось, он пролетел что-то, очень похожее на мягкую мембрану, на миг укутавшую его тело, а потом вынырнул из соседнего пруда. И лишь потом вспомнил, что снова была чернота и удар. Выбравшись на берег, он проговорил:
— Никогда не думал, что лабиринт может быть таким. Сухмет огляделся:
— Таким он и должен быть — просто, понятно и непроходимо.
Виана,
— И подняться вверх тоже не удаётся. Как ни старайся, оказывается, что ты падаешь вниз головой к земле.
Лотар отряхнулся, как собака, вылезшая из воды, лёг на мягкую траву, посмотрел вверх, в сумрачное нечто, льющее на них серый, безрадостный и бестеневой свет, и сказал уверенно:
— И всё-таки отсюда должен быть выход, иначе всё это бессмысленно. Ловушку можно сделать куда проще, а тут всё довольно сложно. Что-то эта сложность значит.
Сухмет кивнул:
— Может быть, и так, только пока у меня нет ни одного предположения.
Лотар представил, что ему на ум должно прийти решение этого лабиринта, но, как он ни концентрировался, ничего не получалось. У него тоже не возникало ни одного разумного предположения.
Концентрация, которую он пытался на себя напустить, вдруг превратилась в полное рассеяние, расслабленность, он будто спал и не спал, думал и не мог зацепиться ни за одно из своих соображений. Более всего это было похоже на дурацкое оцепенение, он не мог ни пошевельнуться, ни позвать на помощь, не мог даже ментально обратиться к Сухмету. Ему осталось только не сопротивляться, а потом, когда что-то стало наконец понятно, он уснул. Потому что, как ни кратковременно было это состояние, оно или открытие, к которому оно привело, потребовало такого расхода энергии, что он вымотался не меньше, чем после самой свирепой тренировки, какую только мог себе вообразить.
Спал он беспокойно, несколько раз его преследовали демоны, которых он давно победил и изгнал из этого мира, потом он стал представлять, как дико, нереально и даже не по-звериному стало трансмутировать его тело, а под конец кто-то очень могущественный стал требовать, чтобы он запоминал и читал по памяти бесчисленные страницы бесконечных, скатанных в рулоны манускриптов, написанных на прежде не виданном языке.
Когда он очнулся от этого сна, то понял, что плавает в собственном поту, а голова у него раскалывается, как будто несколько часов без передышки его колошматили все его враги разом.
Он поднялся на ноги, они были слабыми, ватными, его качало. Он дошёл до ближайшего прудика, окунулся и, лишь вынырнув, стерев воду с лица, понял, что куст, который стоял над этим прудом, теперь не кажется ему странным. В переплетении ветвей, в форме листочков, в рисунке прожилок под его корой читался один и тот же рисунок.
Он выскочил из пруда, подошёл к соседнему. Рисунок, который читался в новом кусте, был другим. Лотар по-восточному сел на землю, разровнял песок между коленей и палочкой нарисовал то, что видел перед собой.
— Откуда ты
Лотар посмотрел на такое знакомое, но ставшее напряжённым и поэтому чужим лицо Сухмета.
— Я его не знаю, я пытаюсь срисовать его вот с этого куста. Сухмет замер, самым вульгарным образом разинув рот. Лотар решил ему помочь.
— А вот с того куста, — он ткнул пальцем в другом направлении, — получается вот что.
Прищурившись, он нарисовал нечто совсем другое. У него получилось не очень хорошо, но тогда он стёр, как с грифельной доски, и сделал рисунок уже уверенней и твёрже.
Сухмет поднял голову вверх, нашёл взглядом виану и попросил на ментальном языке:
“Ду-Лиа, посмотри, сколько всего тут прудиков?”
Виана ответила почти сразу:
“Двадцать два”.
После этого ответа и в её сознании наступило напряжение, знаменующее некое открытие. Лотару это стало надоедать. А Сухмет, наоборот, даже развеселился.
— Преблагой Демиург, как всё просто! — сказал восточник, смеясь. — Как сложно понять то, что находится под самым носом.
— Да что просто? — потребовал ответа Лотар. Голова болела не переставая, понимать выкрутасы Сухмета было неприятно.
— Двадцать два — число арканов, или — на обычном человеческом языке — первобукв. Считается, что каждое слово может быть произнесено или написано при их посредстве.
— У нас двадцать шесть, — сказал Лотар, — а в иных языках доходит до сорока букв.
— Просто некоторые арканы распались, вот и всё. — Сухмет оглядел кусты, подошёл, погладил листья. — Как просто и как ловко. Непонятно, почему это пришло в голову тебе, а не мне, господин? Ведь это моя специальность — разгадывать магические головоломки…
Лотар попытался было рассказать Сухмету, что он чувствовал, когда спал и не спал одновременно, словом, что с ним произошло и как на него опустился внезапный морок, но от простого воспоминания этого состояния боль в голове стала пульсирующей настолько, что на её фоне, как показалось, пару раз даже звякнули колокольчики.
Сухмет, как оказалось, всё понял. Он подошёл и, встревоженно заглядывая Лотару в глаза, пощупал ему пульс на виске, в межключичной ямке, на шее, на ноге. Лотар отдёрнул ногу
— Боль пройдёт. Лучше давай подумаем, что твои арканы нам дают?
Сухмет, хотя ещё миг назад был не на шутку встревожен, усмехнулся, словно ребёнок, которому только что подарили давно желанную игрушку
— Ну, это просто. Нужно набрать слово, прыгая по порядку в разные пруды, и ты очутишься с последним прыжком в требуемом месте. — Он вдруг провёл рукой по лицу, словно хотел стереть свою победную улыбку. — Господин мой Лотар, ты даже не представляешь, какую власть это даёт нам! Мы можем оказываться не только в замке Нахаба, мы теперь способны проникать в другие миры, выискивать все существа в мире, если знаем их имена, и при этом даже не затрудняться определением места, где они от нас прячутся. Мы можем…