Устремленная в небо

Сандерсон Брендон

А я осталась одна в кабинете.

6

Прошло несколько часов.

Мой раскаленный, как магма, гнев прошел. Осталось только холодное равнодушие.

Откуда-то долетал шум вечеринки.

Я чувствовала усталость, оцепенение и, самое ужасное, – пустоту. Мне вроде как следовало сломать карандаш, в бешенстве попереворачивать столы и начать толкать напыщенные речи о том, как я отомщу своим врагам, их детям и внукам, – в общем, вести себя,

как подобает Спенсе.

А вместо этого я сидела и смотрела в никуда. Наконец звуки праздника стихли. Через некоторое время в комнату заглянула ассистентка:

– Тебе пора уходить.

Я не шелохнулась.

– Ты точно не хочешь уйти?

Им придется выволакивать меня силой. Я представила себе эту картину – очень героическую, в духе Непокорных, – но ассистентка, похоже, ничего такого делать не собиралась. Она молча выключила свет и оставила меня сидеть в красно-оранжевых отсветах аварийного освещения.

В конце концов я встала и подошла к столу у стены, на котором Броня оставила – возможно, случайно – тесты детей Первых Граждан. Я пролистала их. На каждом была только проставлена фамилия, листы с вопросами остались незаполненными.

Я взяла первый попавшийся под руку. На нем было написано: «Йорген Уэйт». Дальше шел вопрос:

«1. Назовите четыре главные битвы, обеспечившие независимость Объединенных пещер Непокорных как первого главного государства планеты Россыпь».

Вопрос был с подвохом. Отвечающий вполне мог бы забыть про схватку в Уникарне, которую нечасто упоминали. Но именно там зарождающиеся Силы самообороны впервые использовали истребители второго поколения, втайне построенные в Огненной. Я доковыляла до своего стола, села и ответила на вопрос.

Потом перешла к следующему. И к следующему. Это были хорошие вопросы. Не просто примитивные списки дат или деталей. Были отдельные математические вопросы по скоростям боя. Но большинство касались намерений, мнений и индивидуальных предпочтений. Я увязла в двух таких, пытаясь решить, то ли мне отвечать так, как предположительно хотели составители теста, то ли все-таки написать ответ, который я считала правильным сама.

Оба раза я выбрала второй вариант. Все равно до этого же никому не было дела.

К тому моменту, когда я закончила, снаружи послышались чьи-то голоса. Судя по громкому разговору – уборщиков.

Внезапно я почувствовала себя полным ничтожеством. Что мне теперь – закричать и заставить какого-нибудь бедолагу-уборщика вытащить меня отсюда за патлы? Я потерпела поражение. Невозможно выигрывать все бои до единого, и нет ничего позорного в поражении, когда тебя задавили числом. Я перевернула тест и постучала по листку карандашом. Было по-прежнему темно, и я писала при свете аварийного освещения.

Я стала

рисовать на обороте листка истребитель в форме буквы «W», и вдруг в моей голове мелькнула одна безумная идея. Ведь когда-то Силы самообороны Непокорных не были официальной армией, они начинали как группка мечтателей, объединенных одной безумной идеей – заставить все это оборудование работать и создать корабли по чертежам, уцелевшим во время вынужденной посадки на этой планете.

Они построили свои собственные корабли.

Дверь отворилась, впустив свет из коридора. Я услышала, как кто-то поставил на пол ведро и два человека стали жаловаться друг другу на то, как сильно намусорили в зале, где проходила вечеринка.

– Я сейчас уйду, – сказала я, заканчивая набросок. Думая. Размышляя. Мечтая.

– А ты чего все еще здесь, малая? – спросил уборщик. – Не захотела на праздник пойти?

– Да как-то особо нечего праздновать.

– Что, неважно тест написала?

– Оказалось, что это не имеет значения, – сказала я и посмотрела на уборщика, но при скудном освещении был виден лишь его темный силуэт в дверях. – А у вас когда-нибудь… у вас появлялось ощущение, что вас заставили стать тем, кто вы есть?

– Нет. Разве что я сам себя заставил.

Я вздохнула. Мать, наверно, жутко волнуется из-за меня. Я встала и побрела в угол, куда ассистент положил мой рюкзак.

– Почему ты так этого хочешь? – спросил уборщик. Действительно ли его голос был мне знаком, или просто показалось? – Профессия пилота очень опасна. Сколько их уже поубивали.

– Больше половины сбивают за первые пять лет, – сказала я. – Но не все погибают. Некоторые катапультируются. Другие совершают вынужденную посадку и остаются в живых.

– Да, я знаю.

Я застыла и хмуро уставилась на фигуру в дверях. Лицо скрывала плотная тень, но на его груди что-то блестело. Медали? Пилотский значок? Я прищурилась и разглядела форму ССН.

Это был не уборщик. Двое других по-прежнему перешучивались где-то в коридоре.

Я выпрямилась. Человек медленно пошел к моему столу, и в аварийном освещении стало видно, что ему уже за пятьдесят и что у него седые жесткие усы. При ходьбе он заметно хромал.

Пилот взял со стола заполненный тест и перелистал его.

– Ну и зачем? – в конце концов спросил он. – Зачем так переживать? В этих тестах никогда не спрашивают главного. Почему ты хочешь быть пилотом?

«Чтобы доказать, на что я способна, и восстановить доброе имя отца». Именно так мне хотелось ответить, но что-то удержало меня. Это были слова отца, которые он время от времени повторял и которые жгли меня изнутри, хотя мысли о мести и искуплении часто заслоняли их.

– Потому что надо стремиться к звездам, – прошептала я.

Пилот хмыкнул.