Уступи соблазну
Шрифт:
Она ощущала тепло, тепло, исходившее от него, и то, которое возникло внутри ее — не огонь, не настоящее пламя, а тепло, каждая частица которого была стихийной, потенциально мощной и такой же осязаемой, как твердая мускулистая грудь у нее под руками.
Оказавшись рядом с Джарвисом, Мэдлин обмякла, но не потому, что была безвольной, беспомощной, а потому, что ей хотелось быть такой.
Его тепло слилось с ее теплом и затопило их обоих.
Когда язык Джарвиса, пробежав по ее нижней губе, проскользнул
По ее мнению, сила, окружившая ее, была более мощной, чем мог дать какой-нибудь из немногих известных Мэдлин наркотиков. Ей показалось, что окружающий мир полностью исчез, когда Джарвис заключил ее в объятия и поцеловал так, словно для него она была не просто наркотиком, а глотком жизни.
Джарвис повернул голову, его поцелуй стал крепче — более настойчивым, неконтролируемым и ненасытным. И он, и она старались удовлетворить голод друг друга, который лишь становился острее и с каждым биением сердец поднимался вверх по спирали, усиливаясь и выходя из-под контроля — пока не прорвался наружу, жадный, неуправляемый, алчный.
У Джарвиса не осталось иных мыслей. В тот момент, когда Мэдлин шагнула к нему в объятия, когда его руки сомкнулись вокруг нее, а она подставила ему свои губы, он переступил через какую-то границу — в мир, где правит желание.
Но не то простое желание, которое ему было знакомо. Жар был знакомым, но каждое прикосновение было более волнующим, более ярким, каждое ощущение более острым, более глубоким, более сильным — просто абсолютно непреодолимым, бесконечно заманчивым.
Ему требовалось больше — и все, что он просил, Мэдлин ему давала, подчинялась ему.
Ее рот и губы принадлежали ему, ее тело, мягкое и соблазнительное, наполняло его руки.
Кр-р-р-ах!
Они оба вздрогнули и смущенно взглянули друг на друга, когда к ним вернулся разум и мир снова встал на свое место.
Зигзаг молнии прорезал небо сверху вниз, и по террасе пронесся порыв ветра, кружа листья, сорванные с соседних деревьев.
— Мэдлин? Джарвис? Вы здесь?
Лорд Портлевен, стоя на пороге открытой раздвижной двери, смотрел на террасу, но темнота их скрывала.
Сделав глубокий вдох, Джарвис почувствовал, что его голова перестает кружиться.
— Мы здесь — любуемся грозой.
— А-а. — Закивавшего сиятельство взглянул на небо. — Грандиозно, правда? Но лучше вернуться в дом — вот-вот пойдет дождь.
Освободившись из объятий Джарвиса, Мэдлин сделала шаг назад, и Джарвис, повернувшись, взял ее под локоть и пошел рядом с ней — совершенно невозмутимо — по террасе обратно к дому, где другие гости, прильнув к окнам, наблюдали за грозовым небом.
Мэдлин задержалась возле двери,
— Это… волшебство, неистовство, восторг.
— И опасность.
Она ответила на его взгляд и, повернувшись, прошла в дверь.
Джарвис последовал за ней, нисколько не сомневаясь, что Мэдлин, как и он, говорила не о грозе.
На следующее утро Джарвис уселся в кожаное кресло, стоявшее у письменного стола в кабинете-библиотеке, и, откинувшись назад, подняв и скрестив в лодыжках ноги, занялся чтением последних сообщений, которые прислал ему его лондонский управляющий, но прошло не более десяти минут, как дверь отворилась.
— Мисс Гаскойн, милорд.
Подняв голову, Джарвис с удивлением увидел, что Ситуэлл отступил в сторону от открытой двери, позволяя Мэдлин промаршировать в библиотеку.
Промаршировать, прошагать, прошествовать — безусловно, ничего похожего на более мягкое «войти».
— Благодарю вас, Ситуэлл, — отпустила она дворецкого коротким кивком.
Ситуэлл поклонился и вопросительно посмотрел на Джарвиса, а когда тот кивнул, удалился из комнаты, закрыв за собой дверь.
Остановившись посреди комнаты, Мэдлин с заметным раздражением стягивала перчатки. На ней было дорожное платье, а не ее костюм для верховой езды, так что она, по всей видимости, приехала в экипаже. Она, должно быть, выехала сразу же после завтрака — заключил Джарвис, взглянув на часы, стоявшие на камине, и встал.
— Пожалуй, гостиная…
— Нет. — Она бросила в его сторону хмурый взгляд; в это утро ее глаза имели цвет штормового моря. Непокорная пуговица наконец поддалась, и Мэдлин сняла перчатки, а затем оглядела комнату. — Значит, это ваше убежище?
— Ну, так сказать, — в замешательстве ответил Джарвис.
— Хорошо. Потому что нам, очевидно, не помешают. Мне не хотелось бы заводить светскую беседу с Сибил и вашими сестрами — не это цель моего визита.
Засунув перчатки в карман, она принялась расхаживать туда-сюда перед его столом и, поворачиваясь, едва не запутывалась в своих юбках. Насколько Джарвис мог видеть выражение ее лица, оно обещало упрямое и бескомпромиссное поведение.
— Быть может, вы сядете и расскажете мне о цели вашего визита?
Мэдлин остановилась, взглянула на него, потом на кресло, на которое он указывал, и покачала головой:
— Я предпочитаю ходить.
Вздохнув про себя, Джарвис остался стоять за столом и смотреть, как она снова принялась именно за это, а Мэдлин, взглянув в его сторону и заметив, что он не сел, нахмурилась.
— О, сядьте, ради Бога! — Она указала ему на кресло. — Просто сядьте и слушайте. На сей раз это я должна кое-что сказать вам наедине. И я подчеркиваю — сказать.