Утаенные страницы советской истории. Том 2
Шрифт:
Наряду с этим положение Зиновьева и Каменева, осужденных и находящихся в изоляторе, все время меня беспокоило. А вдруг они там что-либо надумают, надоест им сидеть, и они разразятся полными и откровенными показаниями о заговоре, о центре, о моей роли (Каменев, как участник общего центра заговора, несомненно, знал обо мне и о том, что я являюсь участником заговора). Я говорю, что это обстоятельство все время меня тревожило. Правда, я принял все меры к тому, чтобы создать Зиновьеву и Каменеву наиболее благоприятные условия в тюрьме: книги, бумагу, питание, прогулки — все это они получали без ограничения. Но чем черт не шутит? Они были опасными
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Выше вы показали, что во время следствия по делу «Клубок» вы из конспиративных соображений не встречались с Енукидзе. Следствие по «Клубку», как известно, началось с 1935 года. До этого вы виделись с Енукидзе?
ЯГОДА. С Енукидзе я виделся после убийства Кирова, вскоре после ареста Зиновьева, Каменева и других в Москве. Разговор происходил, как обычно, в кабинете у Енукидзе. Он спрашивал меня, как обстоят дела в Ленинграде, нет ли опасности полного провала, и выражал свое негодование по поводу партизанских действий троцкистов и зиновьевцев, выразившихся в убийстве Кирова.
Так или иначе, Сталин был вынужден, борясь за сохранение власти, пойти при поддержке шефа НКВД Николая Ежова (бывшего, кстати, партийного работника, а не кадрового контрразведчика) на нейтрализацию группы военачальников, потенциально способных поддержать его оппонентов. Эти действия «на упреждение» вскоре привели, однако, к широкой волне увольнений и арестов. Нарком приобрел в ходе «чисток» огромную власть, будучи одновременно народным комиссаром внутренних дел, секретарем ЦК ВКП(б) и председателем Комиссии партийного контроля.
После основательной «зачистки» наркомата и его территориальных подразделений от «людей Ягоды» и успешного завершения «дела Тухачевского» позиции Ежова во властной пирамиде значительно окрепли. Он мог позволить себе самостоятельно принимать решения об аресте влиятельных лиц «кремлевского ареопага». В частности, арестовать члена Политбюро Власа Чу-баря — первого заместителя Молотова по Совнаркому, попытаться задержать первого секретаря ЦК компартии Грузии Лаврентия Берию, чудом спасшегося благодаря чрезвычайной аппаратной изворотливости и хитрости.
В этих условиях безжалостная логика борьбы за политическое (и не только) выживание требовала от Сталина «византийской игры», умения хладнокровно бить врагов — реальных и потенциальных — поодиночке, что он и продемонстрировал в 1936-1939 годах. Вначале удар был нанесен по некоторым чересчур амбициозным и неуживчивым военачальникам, затем по той части партийной номенклатуры, что противилась модернизации системы государственного управления и не желала считаться с новыми политическими реалиями, и, наконец, по НКВД, чей руководитель Ежов начал выходить из-под контроля.
Сталин, хорошо знавший историю, помнил о судьбе последнего российского императора Николая II и поэтому мог подозревать своих оппонентов в попытке использовать военных. Сегодня уже не секрет, что отречься от престола государя заставила группа высших военачальников русской армии, прежде всего генералы от инфатерии Михаил Алексеев — начальник штаба Ставки верховного командования и главнокомандующий армиями Северного фронта Николай Рузский, действовавшие во взаимодействии с политической оппозицией в столице.
Знал Сталин и о предательстве одного из руководителей царского МВД генерала Джунковского. Тот, будучи товарищем министра внутренних дел, в 1913 году принял решение о ликвидации сети районных охранных отделений (аналог советских структур КГБ. — Авт.) фактически на всей территории империи. Жандармский генерал входил в тот же круг лиц, что и Алексеев с Рузским. В 1938 году Сталин вдруг вспомнил о старичке Джунковском, спокойно проживавшем в Москве, и он получил «свое»... (не спасли его и прежние заслуги — в первые годы советской власти генерал консультировал Дзержинского). Что касается Рузского, то его расстреляли еще в октябре 1918-го в Пятигорске с ведома того же Сталина.
История с отстранением Николая II от власти была еще свежа в памяти — с февраля 1917-го прошло всего двадцать лет. А на ошибках других Сталин учиться умел.
Сегодня в оценке историками политических процессов 1937-1938 годов доминирует точка зрения об их фальсифицированном характере. Не отрицая надуманность многих обвинений, все же хочется обратить внимание на то обстоятельство, что большинство следователей НКВД пришли на ответственные посты буквально за несколько месяцев до начала трагических событий. Они заполнили вакансии, образовавшиеся в результате арестов выдвиженцев Ягоды. Поэтому не стоит переоценивать интеллектуальный уровень и опыт новых следователей — многие из них не были способны на хитромудрые фальсификации.
Показания арестованных выглядят по многим позициям вполне логичными и объяснимыми, если принять во внимание реалии того времени. Вот, например, что говорил на процессе 1938 года бывший нарком внешней торговли СССР А. Розенгольц: сторонники Троцкого большие надежды в планах по свержению Сталина возлагали на «группу Тухачевского», связь с которой поддерживал первый заместитель наркома иностранных дел Н. Крестинский (обратим внимание — и Розенгольц, и Крестинский по роду работы имели возможность регулярно выезжать за рубеж, что позволяло им тайно встречаться с эмиссарами Троцкого). В конце марта 1937 года на квартире Розенгольца собираются Крестинский, Тухачевский и сам Розенгольц (в 1923-1924 годах — член Реввоенсовета СССР, начальник главного управления ВВС). Тухачевский сообщает товарищам, что рассчитывает на возможность переворота в первой половине мая. У него имеется несколько вариантов возможных действий.
Все это выглядит весьма правдоподобно. Все недовольные Сталиным знакомы со времен Гражданской войны, вместе мечтали о революции в Западной Европе, поддерживали взгляды Троцкого на необходимость наступательных действий против «мировой буржуазии».
Конечно, многое о тех судебных процессах могли бы прояснить записи Сталина, которые он вел в своих рабочих тетрадях на всех заседаниях Политбюро и Совнаркома, в ходе встреч с соратниками, в том числе и в 1937-м. Последние годы жизни вождь хранил эти рабочие тетради на ближней даче в Кунцево, где предпочитал проводить большую часть времени. Сразу же после его смерти Берия, ставший вновь руководителем МВД, распорядился провести тщательнейший обыск дачи и изъял все документы. Были уничтожены сталинские тетради, хранившие ответы на многие загадки того времени, или где-то перепрятаны — до сих пор неизвестно...