Утеха падали
Шрифт:
Негритянка отступила еще на один шаг назад.
– Вашего отца убили на улице, – продолжил Сол. – Убили зверски и бессмысленно. Власти не могут сказать вам ничего определенного, а то, что они говорят, совершенно вас не удовлетворяет. И вот вы ждете и наблюдаете. Возможно, вы наблюдаете за этим домом уже несколько дней. И тут появляется какой-то еврей из Нью-Йорка в теннисной шапочке и лезет через забор. И тогда вы решаетесь: «А вдруг я что-нибудь узнаю». Так?
Женщина по-прежнему молчала, но пистолет опустила. Сол увидел, как дрогнули ее плечи, и подумал –
– Ну что ж. – Он слегка коснулся ее руки, – возможно, я и смогу вам помочь. Может, вдвоем нам удастся как-то разумно истолковать это безумие. Пойдемте отсюда, из этого дома. В нем пахнет смертью.
Дождь прекратился. В саду пахло мокрыми листьями и землей. Девушка провела Сола к дальней стене каретного сарая, к дыре, прорезанной между старой чугунной решеткой и новой стальной сеткой. Он протиснулся в эту дыру вслед за ней. Сол заметил, что она сунула пистолет в карман своего белого плаща. Они пошли по переулку; гаревая дорожка тихонько похрустывала у них под ногами. Вечер был прохладный.
– Откуда вы узнали? – спросила она.
– Догадался.
Они дошли до улицы и некоторое время стояли молча.
– Моя машина там, у парадного входа.
– Да? А как же вы меня увидели?
– Я заметила вас, когда вы проезжали мимо. Вы очень пристально вглядывались и почти остановились перед домом. Когда вы завернули за угол, я пошла сюда, чтобы проверить.
– Гмм... Из меня получился бы паршивый шпион.
– Вы действительно психиатр?
– Да.
– Но вы не из здешних мест.
– Нет, из Нью-Йорка. Я иногда работаю в клинике Колумбийского университета.
– Вы – американский гражданин?
– Да.
– А ваш акцент, он что... немецкий?
– Нет, не немецкий. Я родился в Польше. Как вас зовут?
– Натали. Натали Престон. Мой отец был... Ну, вы все это знаете.
– Нет, я очень мало знаю. Вот в данный момент я знаю только одно с полной уверенностью.
– Что? – Лицо молодой женщины казалось очень напряженным.
– Что я умираю с голоду. Ничего не ел с самого утра. Только выпил чашку жуткого кофе в кабинете , шерифа. Если вы согласитесь поужинать со мной где-нибудь, мы могли бы продолжить беседу.
– Да. Но только при двух условиях, – кивнула Натали Престон.
– Каких?
– Во-первых, вы мне расскажете все, что знаете по поводу гибели моего отца. Все, что может ее как-то объяснить.
– А еще?
– А во-вторых, если вы снимете эту вашу промокшую шапочку, когда мы будем есть.
– Согласен.
Ресторан назывался «У Генри» и располагался совсем недалеко, возле старого рынка. Снаружи он выглядел не очень-то респектабельно: побеленные стены без окон и каких-либо украшений с единственной светящейся вывеской над узкой дверью. Внутри помещение было старым, темным и напоминало Солу гостиницу около Лодзи, где его семья иногда обедала, когда он был еще мальчиком. Между столами бесшумно сновали высокие негры в чистых белых куртках. В воздухе стоял терпкий
– Чудно, – обрадовался Сол. – Если тут еда такая же вкусная, как запахи, это будет что-то незабываемое.
Их надежды вполне оправдались. Натали заказала салат с креветками, а Сол съел несколько кусков меч-рыбы, поджаренных на вертеле, с овощами и с картофелем. Оба пили холодное белое вино и разговаривали обо всем на свете, кроме того, зачем пришли сюда. Натали узнала, что Сол живет один, хотя и обременен экономкой, оказавшейся наполовину ведьмой, наполовину терапевтом. Он объяснил Натали, что ему никогда не придется обращаться за профессиональной помощью к своим коллегам, пока рядом есть Тима: она не переставала растолковывать ему его же неврозы и искать способы их излечения.
– Значит, у вас нет семьи? – спросила Натали.
– Только племянник – в Штатах. – Сол кивнул официанту, убиравшему тарелки с их стола. – В Израиле у меня кузина и множество более дальних родственников.
Сол узнал, что мать Натали умерла несколько лет назад и что сама девушка сейчас учится в аспирантуре.
– Так вы учитесь в университете на севере? – спросил он.
– Ну, не совсем на севере. В Сент-Луисе. Вашингтонский университет.
– А почему так далеко от дома? В Чарлстоне ведь есть колледж. Один мой приятель некоторое время преподавал в университете Южной Каролины в... кажется, в Колумбии?
– Да.
– Потом есть еще Уоффордский колледж. Это в Южной Каролине, так?
– Правильно, – кивнула Натали. – Есть еще и Университет Боба Джонса в Гринвилле; но отец хотел, чтобы я уехала подальше от Зоны Бедных Белых Хулиганов, как он ее называл. В Вашингтонском университете в Сент-Луисе прекрасная аспирантура по педагогике. Пожалуй, это одно из лучших заведений для человека с дипломом по искусству. Во всяком случае, там мне даже удалось стать стипендиатом.
– Вы – художница?
– Фотограф. Немного занималась кино. Немного рисовала и писала маслом. Вторая специальность у меня – английский. Я училась в Оберлине, Огайо. Приходилось слышать?
– Да.
– В общем, одна моя подруга – она пишет акварелью, и очень хорошо, кстати, зовут ее Диана Гольд, – в прошлом году убедила меня, что мне понравится преподавать. А почему я вам все это рассказываю?
Сол улыбнулся. Официант принес счет; Сол настоял на том, что оплатит его сам, и щедро дал на чай.
– Вы мне так ничего и не скажете? – спросила Натали. В голосе ее прозвучала боль.
– Напротив, – заверил Сол. – Возможно, расскажу вам больше, чем когда-либо кому-то рассказывал. Вопрос только – почему?
– Что почему?
– Почему мы доверяем друг другу? Вы видите, как незнакомый человек вламывается в чужой дом, а два часа спустя мы вот так мило болтаем, славно поужинав. Я встречаюсь с молодой женщиной, которая первым делом наставляет на меня пистолет, а через пару часов я готов поделиться с ней чем-то таким, что оставалось невысказанным много лет. Почему так, мисс Престон?