Утерянные земли России. От Петра I до Гражданской войны

Широкорад Александр Борисович

Первыми в кампанию 1829 г. боевые действия начали турки. Турецкое войско, в составе которого было 5 тысяч регулярной пехоты и 15 тысяч ополченцев при 6 полевых орудиях, преодолев горные перевалы, 20 февраля подошли к Ахалциху.

Русский гарнизон Ахалциха насчитывал всего 1164 человека пехоты, 3 орудия 5-й резервной батарейной роты 21-й артиллерийской бригады и несколько трофейных полевых турецких орудий.

В тот же день, в четвертом часу ночи, противник, рассчитывая на внезапность и восьмикратное превосходство в силах, начал штурм крепости. Немногочисленный русский гарнизон отбивался «ружейным огнем, нарочно заготовленными каменьями, гранатами и бомбами».

Штурм был отбит, и туркам ничего не оставалось, как перейти к осаде Ахалциха. Оборона крепости длилась 12 дней. 4 марта к крепости подошли русские войска, и турки бежали. Наши потеряли до 100 человек убитыми и ранеными, турки — до 4000 человек.

Почти одновременно с событиями

в районе Ахалциха на черноморском побережье русские войска под командованием генерала Гесса разбили другой турецкий отряд численностью до 8 тысяч человек.

К середине мая действующие войска русского Кавказского корпуса сосредоточились на границе, а 22 мая главными силами выступили к Ардагану, куда и прибыли 24 мая. Дальнейшее движение на Эрзерум было приостановлено в связи с выходом к Ахалциху турецких войск.

10 июня в районе селения Котанлы собрался весь Кавказский корпус в составе 12 430 человек пехоты и 5770 человек кавалерии с 70 орудиями полевой артиллерии.

К этому времени на эрзерумской дороге в районе деревни Милли-Дюз в укрепленном лагере собрался 20-тысячный турецкий отряд при 17 полевых орудиях под начальством главнокомандующего турецкой армией на Азиатском театре военных действий Гагки-паши. Сюда же ожидалось прибытие в ближайшие дни из Эрзерума 30-тысячного отряда под командованием самого сераскира Гаджи-Салеха.

Между тем в действующую армию прибыл А. С. Пушкин. Он еще в середине апреля 1828 г., то есть сразу после манифеста Николая I о войне с Турцией, попросился в действующую армию на Балканах. Однако шеф жандармов Бенкендорф отказал А. С. Пушкину и П. А. Вяземскому под предлогом того, что там «все места уже заняты». Тут не грех спросить современных монархистов, поющих осанну самодержавию, почему у нас в России при царизме столь странно принимались решения и распределялись обязанности должностных лиц? Почему великому поэту Пушкину и хорошему поэту Вяземскому, кстати прямому потомку великих смоленских князей, отказывает шеф полиции, а не военный министр? Отчего было столько мелочной регламентации и чрезмерной опеки подданных?

В начале следующего, 1829 г. Пушкин, уже никого не спрашивая, сам отправился в Кавказскую армию. Из Тифлиса в армию Пушкин ехал в сопровождении казаков.

«Я поехал по широкой долине, окруженной горами, — пишет поэт в своем „Путешествии в Арзрум во время похода 1829 г.“. — Вскоре увидел я Карc, белеющийся на одной из них. Турок мой указывал мне на него, повторяя: Карc, Карc! и пускал вскачь свою лошадь; я следовал за ним, мучаясь беспокойством: участь моя должна была решиться в Карcе. Здесь должен я был узнать, где находится наш лагерь и будет ли еще мне возможность догнать армию. Между тем небо покрылось тучами и дождь пошел опять; но я об нем уж не заботился.

Мы въехали в Карc. Подъезжая к воротам стены, услышал я русский барабан; били зорю. Часовой принял от меня билет и отправился к коменданту. Я стоял под дождем около получаса. Наконец меня пропустили. Я велел проводнику вести меня прямо в бани. Мы поехали по кривым и крутым улицам; лошади скользили по дурной турецкой мостовой. Мы остановились у одного дома, довольно плохой наружности. Это были бани…

…Поутру пошел я осматривать город. Младший из моих хозяев взялся быть моим чичероном. Осматривая укрепления и цитадель, выстроенную на неприступной скале, я не понимал, каким образом мы могли овладеть Карсом» [145] .

145

Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: в 10 т. М.: Изд-во АН СССР, 1957. Т. VI. С. 672–674.

Через некоторое время поэт отправился к войску Паскевича: «…выехал я из Карса, и Артемий (так назывался мой армянин) уже скакал подле меня на турецком жеребце с гибким куртинским дротиком в руке, с кинжалом за поясом, и бредя о турках и сражениях.

Я ехал по земле, везде засеянной хлебом; кругом видны были деревни, но они были пусты: жители разбежались. Дорога была прекрасна и в топких местах вымощена — через ручьи выстроены были каменные мосты. Земля приметно возвышалась — передовые холмы хребта Саганлу (древнего Тавра) начинали появляться. Прошло около двух часов; я взъехал на отлогое возвышение и вдруг увидел наш лагерь, расположенный на берегу Карс-чая; через несколько минут я был уже в палатке Раевского» [146] .

146

Там же. С. 674.

13 июня Пушкин прибыл в лагерь Паскевича. «Я нашел графа дома перед бивачным огнем, окруженного своим штабом. Он был весел и принял меня ласково… Здесь увидел я и Михаила Пущина,

раненного в прошлом году. Он любим и уважаем как славный товарищ и храбрый солдат» [147] .

На следующий день Александр Сергеевич стал свидетелем стычки казаков и делибашей [148] . «…Проехав ущелие, вдруг увидели мы на склонении противуположной горы до 200 казаков, выстроенных в лаву, и над ними около 500 турков. Казаки отступали медленно; турки наезжали с большею дерзостию, прицеливались шагах в 20 и, выстрелив, скакали назад. Их высокие чалмы, красивые долиманы и блестящий убор коней составляли резкую противуположность с синими мундирами и простою сбруей казаков. Человек 15 наших было уже ранено. Подполковник Басов послал за подмогой. В это время сам он был ранен в ногу. Казаки было смешались. Но Басов опять сел на лошадь и остался при своей команде. Подкрепление подоспело. Турки, заметив его, тотчас исчезли, оставя на горе голый труп казака, обезглавленный и обрубленный. Турки отсеченные головы отсылают в Константинополь, а кисти рук, обмакнув в крови, отпечатлевают на своих знаменах» [149] .

147

Там же. С. 675, 676.

148

Делибаш — турецкий кавалерист.

149

Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. VI. С. 677.

19 июня в 10 часов утра начался встречный бой между русскими войсками и конницей сераскира Гаджи-Салеха. В середине дня русские отбили атаки турок. А после небольшого отдыха к 7 часам вечера перешли в решительное наступление. Эта атака оказалась для неприятеля полной неожиданностью, и началось повальное бегство. Русская конница, преследовавшая отступающих, сходу ворвалась в укрепленный лагерь сераскира.

На другой день, 20 июня, русские войска напали на другой укрепленный лагерь, в котором засело 20 тысяч турок под командованием Гагки-паши. Конница под командованием самого Паскевича преследовала турок на расстояние более 20 км. В двухдневном сражении было убито около 2 тысяч турок, в плен взято около 200 человек, включая самого Гагки-пашу; захвачена вся турецкая артиллерия (31 пушка). Потери Кавказского корпуса убитыми и ранеными составили около тысячи человек.

23 июня русские войска без боя заняли брошенную турками крепость Гассан-кале, где было найдено 29 пушек. Гассан-кале — древняя византийская крепость, построенная на высокой и крутой горе полководцем Анатолием и названная им в честь императора — Феодосиополисом.

Утром 26 июня 1829 г. русские войска остановились у Аг-Даг (Белые горы) в пяти верстах от Эрзерума. В тот же день к Паскевичу явились депутаты от сераскира Салех-паши и горожан. Турки решили сдаваться.

Далее я предоставлю слово очевидцу событий Александру Сергеевичу: «На другой день утром войско наше двинулось вперед. С восточной стороны Арзрума, на высоте Топ-Дага, находилась турецкая батарея. Полки пошли к ней, отвечая на турецкую пальбу барабанным боем и музыкою. Турки бежали, и Топ-Даг был занят. Я приехал туда с поэтом Юзефовичем. На оставленной батарее нашли мы графа Паскевича со всею его свитою. С высоты горы в лощине открывался взору Арзрум со своею цитаделью, с минаретами, с зелеными кровлями, наклеенными одна на другую. Граф был верхом. Перед ним на земле сидели турецкие депутаты, приехавшие с ключами города. Но в Арзруме заметно было волнение. Вдруг на городском валу мелькнул огонь, закурился дым, и ядра полетели к Топ-Дагу. Несколько их пронеслось над головою графа Паскевича; „Voyez les Turcs, — сказал он мне, — on ne peut jamais se fier a eux“. (Видите турок, их словам никогда нельзя доверять.) В сию минуту прискакал на Топ-Даг князь Бекович, со вчерашнего дня находившийся в Арзруме на переговорах. Он объявил, что сераскир и народ давно согласны на сдачу, но что несколько непослушных арнаутов под предводительством Топчи-паши овладели городскими батареями и бунтуют. Генералы подъехали к графу, прося позволения заставить молчать турецкие батареи. Арзрумские сановники, сидевшие под огнем своих же пушек, повторили ту же просьбу. Граф несколько времени медлил; наконец дал повеление, сказав: „Полно им дурачиться“. Тотчас подвезли пушки, стали стрелять, и неприятельская пальба мало-помалу утихла. Полки наши пошли в Арзрум, и 27 июня, в годовщину полтавского сражения, в шесть часов вечера русское знамя развилось над арзрумской цитаделию» [150] .

150

Там же. С. 689–690.