Утерянный рай
Шрифт:
К ним откуда-то из-за толпы шумящих третьеклассников пробивается Вовуля Озеров, Галинкин младший брат. Его большая беленькая голова с пухлыми щеками беспокойно вертится на тоненькой шейке, выглядывающей из широкого ворота рубашки. Глаза ищут кого-то.
Узнав новость, он обрадованно обхватывает Шурку и Андрея за шею. Виснет на них и орет, перекрывая шум голосов:
– Ура!
– Да погоди ты! – выворачиваясь из-под его руки, говорит Андрей. – Это пока только слух.
– Дыма без огня не бывает!
Дубравин вспоминает, что
На столе у него лежит какая-то записка. Он думает, от Людмилы, но ошибается. Записка без подписи: «Дубравин! Зря стараешься. Ты ей не нужен. Она ждет из армии другого. Если не веришь, то посмотри на перемене. У нее на столе лежит письмо от него».
Шурка ищет по сторонам, кто мог это написать. Но в классе никого. Только за первым столом Косорукова что-то пишет, прикрывая листок ладонью.
Шурка знал, что Людмила в восьмом классе встречалась с одним пареньком. Он прошлой осенью ушел из школы. Считалось, что у них все кончилось. И вот теперь какой-то неизвестный «доброжелатель» напомнил.
«Ну зачем же она тогда меня ждет по вечерам? Нет, видно, чужая душа – потемки. Что ее обвинять? Сам ты каков? Тоже небось хорош. Гуляешь с нею, а мечтаешь… Сам себя запутал. И как будешь выпутываться?»
Но таков уж человек: что имеет – не хранит, потерявши, плачет. В глубине души Дубравин все-таки чувствует, что самолюбие его уязвлено.
Сделав как можно более беззаботный вид, Дубравин медленно проходит около ее стола. Да, точно, в уголке лежит конверт с треугольником военной печати. Ему очень хочется взять его и прочитать. И даже рука сама тянется. Но он вовремя спохватывается и, отдернув ее, оглядывается по сторонам.
«Ах, вот так? Значит, в записке правда. Вечером встречаешься со мною, а по утрам отвечаешь на его письма. Ну ладно! Посмотрим, кому от этого будет больнее, – зло думает Шурка. – Я тебе не Коля Чернышев, из которого можно веревки вить».
XV
В маленьком кабинете директора школы никого. На стене картины, показывающие распространение жизни начиная от древнейших времен до нынешних. На полированном столе аккуратными стопками лежат бумаги и книги. В углу сейф, вдоль стен – несколько стульев. В открытое окно озорно пролезает ветка сирени. Пахнет цветами и старой сухой пылью от карт.
Ребята рассаживаются на стульях у стены. Дежурный, приведший их сюда, выходит.
– Точно едем на слет? – оглядев всех, говорит Андрей.
– Меня могут и не пустить, – отвечает Галинка Озерова.
– А я поеду! – вступает Зинаида Косорукова, здоровенная, как борец, плечистая девица.
– Отлично!
– Здорово!
– А как же подготовка к экзаменам?
– Мы нужны школе. Помогут и экзамены выпускные сдать! – откликается на животрепещущую тему Толик Казаков.
Дубравин в разговоре не участвует. Он в это время вспоминает историю, приключившуюся с ним в младших классах и закончившуюся
«Робот ПЮ-61 – ученик четвертого класса Александр Дубравин. Неуемная фантазия привела его к роли робота. – Расставляет он действующих лиц. – Учительница. Ольга Владимировна. Задерганная, крикливая, вечно недовольная всем на свете.
Директор школы. Александр Дмитриевич Тобиков. Прозвище Феодал. Бывший военный, перенесший казарменные навыки воспитания в среднюю школу.
Мария. Мать Дубравина. Столько настрадалась от государства, что опасается всего. Учителя и директора – для нее тоже власть.
И школа. Класс. Доска.
Сцена выстроена. Теперь пьеса. Она раскручивается у доски.
– Дубравин! К доске.
«Я робот, робот, робот! Есть команда. Выполняю. Встаю. Выхожу к доске».
Ольга Владимировна: «Что это у тебя за походка? Как ты идешь?»
Шурка: «Я робот! Я робот!»
Учительница: «Ох уж эти мальчишки. Что это с ним? Заигрался малыш. Спросить его. Ой, да некогда пустяками заниматься. Надо опросить сегодня хотя бы четверых. И новый материал закрепить. Когда тут разговаривать?! Поставлю его в угол. Небось живо одумается».
– Стань в угол. Стой! Петров Миша, к доске.
Проходит пять минут.
– Ну что, Дубравин, одумался? Будешь вести себя как положено?
– Робот ПЮ-61 готов решить задачу!
«Ах ты какой упрямый! – пугается она. – И вообще, в классе, кажется, начинается шум? Ох, если они опять выйдут из-под контроля? Что будет, если директор узнает?»
От страха до ненависти один шаг.
«Маленький негодяй! Он еще и издевается, гаденыш! Весь урок может пойти насмарку. Может, попробовать обернуть дело шуткой? Заигрался ребенок. Вошел в роль. Изображает робота. Какие, к черту, шутки, на носу контрольная! Авторитет мой подрывает».
– Прекрати сейчас же придуриваться!!! Марш на место! К директору пойдем!
«Господи, да что я опять кричу! Сорвалась. Ах, муж Иван. Опять вчера напился, негодяй. Устроил дома дебош».
– К директору тебя. К директору! Ты к-а-а-ак х-о-о-о-о-д-и-шь? К директору!
«Действие второе, – говорит сочинитель про себя и добавляет: – Кабинет директора».
Директор: «Господи, опять эта кикимора какого-то ученика притащила. И что сверкает глазами? Вот точно так сверкал глазами в полку прапорщик Бонятко. А потом оказалось, что он пидор. Уволить бы мне эту стерву. Ведь ни на что не способна. Заморочила голову всем. И детям, и мне. А уберешь – начнутся кляузы. У нее какой-то родственник в райкоме. Как же, педагог с двадцатилетним стажем! Ну что там случилось? Солдатик-то вроде смирный. Ну, так и знал, очередная шалость. Мальчишка – просто артист. Могла минуту с ним поговорить, поиграть. И делу конец. А теперь я должен этим заниматься. Ладно, буду поддерживать, как написано в учебнике, педагога».