Утёс забвения
Шрифт:
Мужчина коротко глянул на него, но переспрашивать не стал, ответил сухо, по-армейски:
– Вряд ли я могу быть вам чем-то полезен.
– Мы о Ване хотели поговорить. Вы его знали? – поинтересовался Глеб.
– Видел, конечно, но у Сенцовых детей столько, что в глазах рябит, а я не приглядываюсь. Вроде бегал один мальчишка… – он равнодушно пожал плечами.
– Надо же, вы на редкость ненаблюдательны, – хмыкнул Кирилл. Он легко перетянул разговор на себя. – Не слышали, что соседский мальчик погиб прошлым летом?
– Слышал что-то такое, жаль, конечно, мальчонка занятный был…
– То есть всё-таки знаете его?
– Видел, –
– Через забор, вероятно? – уточнил Кирилл.
– Через забор тоже. Мы всё-таки соседи, бывало, что и на улице встречались.
– И при своём поразительном равнодушии к окружающим, вы как-то успели понять, что мальчик занятным был, так получается?
– Выходит, что так… – говорил он ровно и спокойно, не выказывая каких-либо эмоций, но в глаза не смотрел, взгляд его будто приклеился к какой-то одной, выбранной заранее точке. Кирилл проследил его взгляд, увидел царапину на калитке, кивнул собственным мыслям. Врёт мужик. Определённо врёт. Так не бывает, чтобы уж совсем без эмоций, тем более, когда речь о беде заходит. Пусть не своей, чужой, случившейся с соседским мальчишкой… Человек не умеет общаться совсем без эмоций, тут скорее самообладание непробиваемое, о чём и говорит отсутствующий взгляд на калитку. Но к чему оно? Ведь не с обвинениями они пришли, просто поговорить. Версия напрашивается сама собой. Единственная. Сосед любопытен сверх меры и знает куда больше, чем хочет показать.
– Вы чего-то боитесь? – в лоб спросил Кирилл.
Собеседник дёрнулся, моргнул, быстро глянул на Кирилла и снова отвёл глаза. Удалось-таки выбить его из колеи, пусть на миг, но маска сброшена, за личиной безразличия проступило что-то живое. Неужели действительно страх?
– А мне-то чего бояться? – после непродолжительной паузы поинтересовался он, схватившись за собачку молнии на куртке. – С мальчиком несчастный случай произошёл. Не здесь, на реке, вернее, на утёсе, я туда не хожу, так чего мне бояться? – а рука непроизвольно гоняла собачку молнии вверх-вниз.
– Сломаете, – заметил Кирилл.
– Что? – мужчина растерялся, глянул на молнию, застегнул куртку и сунул руку в карман.
– Нет, ничего… – Кир дежурно улыбнулся, пожал плечами. – Ладно, раз вы ничего не знаете, говорить нам больше не о чем. Извините за беспокойство, мы пойдём…
Калитка мигом захлопнулась, мужчина даже попрощаться не соизволил.
– Хам трамвайный, – прокомментировал Глеб.
– Не хам, – возразил Кирилл. – Думаю, у него есть веские основания так себя вести. Ну что, Глеб, идём дальше? Мне всё интереснее и интереснее это расследование.
– Вот кому надо было в журналистику идти! – рассмеялся Глеб. – Или в полицию. Такие способности пропадают всуе…
– Нет уж. Мне моё дело нравится. А это так… хобби… – он уже стучал в следующую калитку.
Открыла им молодая и очень привлекательная женщина. Заулыбалась, захлопала ресничками.
– Мы из газеты, – хмуро бросил Глеб. – Можете уделить нам несколько минут?
– Конечно! – женщина ослепительно улыбнулась ему, снова застенчиво хлопнула длиннющими ресницами. – В дом проходите… – спохватилась она. – За чаем сподручнее разговаривать.
Они прошли в дом на тёплую застеклённую веранду, уселись на широкую скамью за столом, на яркие смешные подушечки. Разительно отличалось это жилище от того, где довелось побывать пятнадцать минут назад. Здесь царил простой деревенский уют, заботливо созданный умелыми женскими руками.
–
– Да, именно… – подтвердил её догадку Глеб, а Кирилл снова с отсутствующим видом уткнулся в блокнот.
– Вот за чаем и поговорим, – зарделась под Глебовым взглядом хозяйка. – Меня Алёной зовут.
– Я Глеб, это Кирилл.
Кир не удосужился даже кивнуть, увлечённо что-то записывая карандашом в блокнот. Алёна разлила чай. Только теперь Кирилл оторвался от записей, поднял голову, улыбнулся Алёне.
– Извините меня за временное отсутствие, боялся мысль потерять.
– Ничего. – Алёна равнодушно кивнула, стрельнула глазами в сторону Глеба, присела на лавку, пододвинула к себе чашку. – Что именно вы хотели узнать? – пряча смущение, спросила она.
– Наверное всё. Что за семья? Что не так с Ваней было? Почему он погиб? – засыпал её вопросами Глеб.
Алёна нахмурилась.
– Да семья как семья, – пожала плечами она. – Обычная. В деревнях многие так живут.
– Как?
– Да не очень… но у Сенцовых всё как-то издалека складывалось. Я начну оттуда, со школы. Можно?
– Конечно! – Глеб обрадовался. Неужели им повезло, и они нашли человека, знающего всю подноготную семьи?
– Они дружили класса с четвёртого. Ну как дружили… Дружил Вовка, а Анжела уже тогда непростой девочкой была. Вовку при себе как пажа держала. По принципу «поди, подай». Смотрела свысока, насмехалась. Ещё бы! Первая красавица в школе! Она очень рано осознала своё преимущество перед другими, вовсю пользовалась им. А мы все, одноклассники, при королеве холопами были. Она казнила, она миловала, она подарки дарила с королевского плеча, она же их и отбирала. Сейчас это всё невероятным кажется, а тогда… всё было правильным, мы даже не задумывались о том, что дружба другой бывает, и от прислуживания ох как отличается. Вовка служил преданнее всех. Он обожал Анжелу, разве что не молился на неё. И в старших классах она вроде как отвечать ему начала взаимностью, а потом, никого не предупредив, уехала в Москву, поступать в театральный.
Алёна задумчиво болтала ложечкой в вазочке с вареньем и всё поглядывала на Глеба. Она будто забыла, о чём минуту назад рассказывала. Не занимал её разговор, куда больше интересовал видный мужчина, зашедший в гости. Только вот незадача, не один он зашёл с приятелем, и этот приятель Алёне ох как не нравился!
– А что было дальше? – поторопил её Глеб, устав от ожидания. – И кстати, пирожки у вас – объеденье!
– Понравились? – щёки Алены зарделись, на губах снова заиграла застенчивая улыбка. – Это с левашом. Вы знаете, что такое леваш? Это сушёные и спрессованные ягоды, для пирогов самое то!
– Бесподобные пироги! – снова похвалил Глеб. – Но может быть, вернёмся к повествованию? Вы безумно интересно рассказываете, – нагло польстил он. – Заслушаться можно!
– Да… – Алёна на миг задумалась. – Потом Анжела вернулась. Через полтора года. В институт, конечно же, не поступила, там таких как она… бесталанных, пруд пруди.
– Вы считаете, нет у Анжелы таланта?
– Однозначно! Кроме красоты и самомнения у неё вообще ничего нет. Вернее, так раньше было. Сейчас нет ни того, ни другого. Всё, что имела, растеряла.