Утилизация
Шрифт:
Охранники оставались всё теми же злобно-равнодушными упырями, у которых имелась неизвестная нам цель, витавшая в воздухе.
Мы молча, как заключённые, двинулись по дорожке к нашему корпусу. Оборотень-инструктор не отсвечивал, шёл позади. Я усмехнулась. Оценивает мою задницу при хорошем освещении. От злости меня потрясывало, но это чувство было гораздо лучше, чем тухлая беспомощность и жалость к себе. Я никого не убивала и не позволю измываться над собой.
На торце нашего корпуса висел противопожарный щит. На нём были закреплены
Ущипнув Лизу за руку, я указала на щит. Заметив полные ужаса глаза бедной Лизы, я тут же пожалела о содеянном.
Единственное средство самозащиты запуганной женщины был побег, да и тут могли возникнуть сложности. Чувствуя раздражение, которое во мне вызывала Лиза, я мысленно одёрнула себя. Но мы, действительно, как две сиротки соответствовали друг другу. Лиза своим присутствием усиливала моё чувство неполноценности. В её платье – мешок можно спокойно насыпать картошки, никто бы и не заметил подмены.
Мы дошли до беседки, и я оглянулась. Инструктора не было. Злость, державшая меня в напряжении, схлынула. Хорошо, что ушёл. Не хочу его видеть.
Муж всё время жил в моей голове, я не могла ни о чём думать, кроме как о нём, не могла освободиться от навязчивых мыслей. Ожидание того, что он может сделать со мной, было гораздо страшнее реальности. Фантомы ужаса перекрывали кислород, погружая меня в сон наяву, где я бродила в лабиринте без выхода.
Рождение дочери загнало меня в ловушку самобичевания. Не было, кажется, ни минуты, чтобы я не думала о том, что сама допустила всё это, не пожалела невинное дитя, позволив так обращаться с собой. Что я за мать, у которой не получилось сохранить жизнь ребёнка?
С маниакальным упорством я хлестала себя обвинениями. В горячке и полусне я жаждала вернуться обратно, изменить прошлое, а по ночам, когда удавалось уснуть, мне снилось, как я избиваю мужа, кричу ему в лицо, рыдаю, захожусь в истерике.
Внутри беседки мы расселись на свежеокрашенных лавочках.
— Минуту внимания, — сказал Бур, подойдя вплотную к деревянным перилам. — Мы не будем ходить за вами по пятам, и сопровождать до туалета. Сейчас ждём полицию, до её появления, никто не имеет право покинуть территорию лагеря.
Наше настороженное молчание стало ответом.
— Всё понятно?
Арнольд согласно закивал головой.
— Конечно, мы будем здесь. Я прослежу. Никто никуда не собирается уходить. У девочек насыщенное расписание занятий на все три дня. Вы можете не волноваться и спокойно идти по своим делам.
При этих словах мы переглянулись. Утренняя «линейка» с демонстрацией оружия взывала незамедлительно «покинуть территорию», и успокоительная тирада Арнольда ни черта не успокаивала.
Сейчас голос Бура был даже доброжелателен, он на лету переобулся в «доброго полицейского», но рукоятка пистолета всё так же торчала за поясом. Охранники зашли на веранду, открыли
Они же сказали, что уйдут?
Никто ничего не собирался нам объяснять. Мы просто оказались под прицелом четырёх пар глаз. Невозможно было отвлечься, сосредоточиться, не думать о людях, сидящих напротив.
На старых досках крыши беседки кое-где виднелись надписи. Их кто-то нацарапал на дереве гвоздём в каком-то лохматом году. Изучение изречений вроде «Маша 6 отряд» или «Лялька – пупсик» не спасло меня от желания взглянуть в сторону охранников. Их присутствие было сродни изощрённой пытке.
Призыв Арнольда к контролю над дыханием ворвался сквозь душную пелену мыслей.
— Самопознание начинается с тела, — сказал Арнольд, — без чего мы не можем прожить и двух минут? — обратился он к нам.
Глухое молчание. Никто словно не слышал его вопроса. Волновало только одно. Почему посторонние люди препарируют нас своими взглядами? Что им надо?
Арнольд как умелый аниматор среди растерявшихся детей сам выдал ответ.
— Правильно. Без дыхания. Дыханием, мои милые, можно управлять телом, а управлять телом, значит управлять эмоциями.
Неужели только я одна испытываю тревогу? Пробежалась взглядом по лицам женщин. Все сидели в неестественном напряжении от слишком близкого соседства наглых мужиков, которые рассматривали нас как товар на рынке. Бур, словно тестируя, посмотрел мне в лицо, я быстро отвернулась. Пошёл ты…
От одного острого взгляда Бура заломило виски. Я знала это состояние. Скоро невыносимо заболит голова, я буду терпеть без таблеток, наказывая себя. Крик, наглухо запечатанный молчанием, разобьётся о ледяную тьму одиночества. И ничто в целой Вселенной не сможет изменить этой безысходности, не поможет избавить меня от боли.
Голос Арнольда проник в сознание.
— Одна из дыхательных практик основана на минимизации глубины вдохов, полной трансформации нормального дыхания. Она помогает избавиться от многих болезней, облегчает их течение. Эта техника очень эффективна при астме, сильных аллергиях, спазмах. Основная задача при освоении этого метода – добиться поверхностного дыхания с задержками.
— Тебе плохо? — как сквозь вату донёсся голос Лизы.
— Голова.
Арнольд замолк, строго посмотрел на нас.
— Девочки, вы меня слушаете?
Надо же, мы ему ещё и мешаем. Мила, зло прищурившись, негромко спросила.
— Арнольд Анатольевич, а что делать, когда человек тебя оскорбляет, например, прямо с порога? Заходит и говорит, иди нах... Потом ест, пялится в айфон. Подойти, спросить ничего нельзя, потому что иди нах. Что делать? Дышать?
— Конечно, дышать, Милочка! Концентрация углекислого газа обладает успокаивающим эффектом.
С веранды послышался смех.
— Не легче ли придушить? — развязно прокомментировал Саба.