Утки тоже делают «это». Путешествие во времени к истокам сексуальности
Шрифт:
Уксусная кислота, используемая для препарирования ископаемых останков, достаточно рядовой химикат; мы обычно употребляем ее в виде пищевого уксуса концентрацией 4 %. Гари Тумбс из Музея естественной истории в Лондоне обнаружил в 1950-х годах, что кости можно отделить от известковой породы, поместив в слабый раствор муравьиной кислоты, поскольку кость состоит из фосфорного минерала, гидроксид-апатита, который не растворяется в таких слабых кислотах. Кислота разъедает известняк породы – но не повреждает кости. Процесс препарирования происходит в течение двух месяцев, прежде чем весь скелет окончательно освободится от породы. Затем кости собирают вместе с использованием клея на ацетоновой основе – такой клей растворим, что позволяет
Итак, в ноябре 2007 года, около трех часов пополудни, мы завершили осмотр большинства крупных костей ископаемого скелета – оставалась работа по описанию хвоста. Хвост был частично включен в небольшой кусок породы, с несколькими крошечными элементами позвоночника, и его оставили там специально, ибо изучать хвост собранным легче, нежели в виде кучки хрупких косточек. Хвост – обычно кропотливая и нудная работа, однако необходимая для завершения научного описания. Поэтому не удивительно, что наши с помощником устремления касались более интересных участков работы.
Кейт в это же время была занята поисками имени для новой рыбы. Я предложил назвать ее в честь профессора Курта Тайчерта, знаменитого немецкого геолога, который впервые открыл «месторождение» ископаемых останков в Гоугоу в 1940 году. Наименование тайчертодус, что в переводе значит «зуб Тайчерта» и, по моей мысли, должно было вызвать ассоциации с мощными зубными пластинами рыбки, показалось нам подходящим. И мы тут же приступили к подписям под всеми фотографиями и всеми описаниями, используя это предварительное таксономическое имя. (В науке любой новый таксон – вида или рода – не становится официально принятым, пока не опубликована научная статья.)
Тем временем, разглядывая в микроскоп хвостик рыбки, я понял, что неточно подсчитал все позвонки хвоста, да и все косточки, связанные с плавниками, которые не в силах был разглядеть.
Я предложил Кейт рискнуть и вновь поместить скелет в кислоту, поскольку это был весьма многообещающий образец, только уже не более чем на час и в очень слабый раствор – 3–5 %, а затем попытаться снять очень тонкий слой породы с косточек. После того как мы поместили образец в кювету в зоологической лаборатории и отмерили необходимую дозу уксусной кислоты, смешанной с водой, я попытался замедлить процесс растворения, чтобы не утерять ни единого фрагмента хрупких косточек в пузырях, поднимающихся вверх в результате химической реакции. Крошечные пузырьки устремлялись к поверхности, в то время как кислота растворяла породу.
Прошло несколько часов, мы шутили над «большим открытием», обещанным нам этой крошечной рыбкой. Обладая теперь одним из самых лучших образцов сохранившихся черепов из всех раскопанных птиктодонтид, я пребывал в оптимистическом ожидании чего-то восхитительного от близкой связи нашей рыбки с ранними акулами или костными рыбами, двумя главными ныне живущими группами рыб.
Происхождение и взаимосвязь плакодерм, группы рыб, которые полностью вымерли 355 млн. лет назад, все еще активно обсуждались в ученом мире. Появились четыре главные гипотезы. Плакодермы являлись: 1) близкородственными к акулам или их же родственникам – хрящевым рыбам; 2) либо близкородственными костным рыбам; 3) либо примитивной древней группой – предком акул и костных рыб. Согласно четвертой гипотезе, это – искусственно сгруппированные члены рыбьего сообщества, близкие по происхождению к акулам, и другие, которые произошли раньше, чем акулы и костные рыбы.
Эта последняя идея подразумевает, что рыбы, именуемые
Эволюционное древо рыб и высших позвоночных. Плакодермы на сегодняшний день считаются прародителями всех челюстных животных
Мы пустились в рассуждения, как именно этот образец поможет нам разгадать тайну плакодерм, если череп рыбки даст информацию, никогда ранее не познанную анатомией. Эта новая информация поможет узнать, связаны ли плакодермы друг с другом более тесно, чем другие группы рыб. Мы собирались уже написать статью об этом в один из престижных научных журналов.
По прошествии часа я вернулся в лабораторию, чтобы извлечь ископаемый скелет из слабого раствора кислоты. Свежеотмытые кости были столь хрупкими, что я очень-очень осторожно промыл останки в медленной проточной воде, а потом отнес в свой кабинет и поместил под микроскоп. Область хвоста сохранилась великолепно, и я отсканировал ее, предвкушая новости. Большинство рыб имеют в передней части плавники, называемые пекторалями, и пару задних плавников – брюшные плавники. Как мы и ожидали, наш хвост продемонстрировал секцию крошечных костей, начинавшихся от позвоночника (эквивалент грудного раздела) и продолжающихся к началу хвостового плавника. Но затем я заметил еще кое-что: сразу за большими взрослыми костями скелета туловища прослеживались едва видные причудливо переплетенные двойные структуры, будто минерализованные веревки, оборачивавшие крошечные кости.
Моей первой мыслью было: мы имеем дело с чем-то или кем-то, кого птиктодонтида съела в самый последний момент перед смертью, поскольку явственно прослеживался чужой скелет внутри нашей рыбы. Затем я увидел две пары челюстей – нижнюю и верхнюю – все еще в движении, и они были частью крошечного рыбьего скелета. Челюсти были составлены из четырех зубных пластин, что показывало: это еще одна птиктодонтида. Это и помогло мне распознать в пучке крошечных костей возле челюстей полное, только крошечное подобие нашей «взрослой» рыбины.
Около минуты я был ошеломлен – а затем будто бриллиант мысли бросили в мой мыслительный аппарат. Это была та самая «Эврика!» – момент, который мечтает испытать хоть раз в жизни каждый истинный ученый.
Я в ажиотаже восторга позвал Кейт, работавшую за соседним столом: «Послушай, наша статья – в кармане. Тут зародыш внутри материнского организма». Это был не в полном смысле зародыш, но определенно самый древний позвоночный эмбрион, который когда-либо был открыт, и – вне всяких сомнений – наиболее хорошо сохранившийся эмбрион, когда-либо найденный!
Кейт ринулась к микроскопу. Она смотрела в него минуту – другую, а затем согласилась со мной, что нами обнаружен крошечный эмбрион. Но, несмотря на восторг, решила сыграть «адвоката дьявола» и попросила меня доказать тут же, что мы имеем дело не с еще не окончательно переваренной жертвой внутри скелета – с пищей внутри хищника. Слегка помучив себя поисками доказательств, я ответил – и Кейт сразу же согласилась, – что зубные пластины совершенно специфичные для этого вида плакодерм, что есть надежнейшее доказательство принадлежности и большой рыбы, и «жертвы» к одному виду. Доказательство было усилено особой формой некоторых из изолированных костных пластин головы и туловища, почти что миниатюрных копий скелета взрослой рыбины. Надо добавить, что у близкородственного вида тех же птиктодонтид была совсем иная форма пластин. Кратко говоря, морфология зубных пластин, и головы, и туловища у эмбриона более или менее соответствовала пластинам материнского туловища, если брать в расчет некоторые вариации, объяснимые разными стадиями взросления.