Утоли моя печали

Алексеев Сергей Трофимович

– Не надо… Скажи только, в каком городе? Где?

– Сейчас, погоди, прочитаю… Она на вокзале, в скверике… Так, Сара… В общем, или Саратов, или Сарапул… Отсвечивает от фонаря, никак не прочитать…

Погоди… Ага, Саратов все-таки. – Он тихо засмеялся и уснул.

Около часа Бурцев сидел в шоке, испытывая головную боль и жажду. Наконец отважился, вылез из жилища и, спустившись по балкам к воде, опустил голову и стал пить. С теплохода у пристани валили за борт всякую дрянь, и возле лица плавал мусор, но сейчас было все равно. Когда

он вернулся назад, Геля сидел с открытыми глазами и тяжело дышал.

– Ты мне воды принес? – спросил он.

– Нет, не подумал, – смутился Бурцев. – Могу сходить еще, только бутылку нужно…

– Ладно, не ходи. Тут вода грязная, туристы стоят… Потерплю.

– Геля? – через минуту позвал Сергей. – А хочешь живой воды дам? У меня трехлитровая баклага с собой.

– Живой? Настоящей живой воды?

– Да, из святого источника…

– А где взял? Ты знаешь, где источник?

– Знаю, но не скажу!

– И правильно, а то выпьют, иссякнет. Нашел и молчи… Живой воды никогда не пробовал.

Бурцев достал из сумки пластмассовую баклажку, бережно отвернул пробку и налил немного в одноразовый стаканчик. Геля понюхал, попробовал на язык и выпил за один глоток, как водку.

– Точно, живая! Это чувствуется… Дай еще. – Не проси, не дам. Это я для жены набрал. Жена, правда, бывшая, но у нее болит позвоночник, от ранения…

– Тогда и просить не буду, вези жене.

– Геля, а где твоя матка?

– Тут где-то, в Стране Дураков. Ее надо искать. А мне некогда сейчас, мертвые души… Страну нашел, а ее пока не могу. Чувствую, близко где-то… И она никак не отзывается. А контактировать с ней мне нельзя, потому что проклятие не снял. Вот сниму, так в два счета найду.

И ничего не мешало бы вести с ним беседы хоть до утра – ни ветер, гудящий под причалом, как в печной трубе, ни плеск воды о сваи под полом, если бы среди ночи там, наверху, не загомонили туристы, вернувшиеся с экскурсии по Стране Дураков. Гулкий настил громыхал над головой и не давал сосредоточиться. Шоумены Усть-Маеги давно отдыхали, а возбужденные иностранцы все никак не могли успокоиться, и причина этого выяснилась, когда Сергей понял по обрывкам немецких фраз, что пропал их товарищ, сказавшийся больным и потому оставшийся на борту.

Минул час, потом и второй, а теплоход никак не отваливал и продолжал заслонять вид: Геля жил под причалом потому, что отсюда можно было наблюдать потрясающий восход солнца, когда земля предстает перед глазами как в пору Великого Потопа – только вода и багровое зарево на горизонте. Полное ощущение чистоты и целомудрия. И даже потом, когда солнце оторвется от бескрайней водной глади и когда проявится узкая полоска противоположного берега, то все равно суша кажется первозданной, на нее еще и голубь не опускался…

Это он так рассказывал и предлагал взять багор и отпихнуть судно к чертовой матери. Но тут над головой запиликали сирены, загудели по настилу автомобильные колеса, и Геля, испугавшись

облавы, забился в угол и затих. Бурцев же словно очнулся от привычных звуков происшествия и стал выбираться наверх, но заблудился в бревенчатых конструкциях, долго не мог найти доску, которая поднимается, и, когда нашел, обнаружил, что совсем рядом стоит милицейский автомобиль. Пришлось вылезать из-под причала на глазах какого-то майора с гармошкой. Но тот ничего не заметил, его атаковали около десятка немцев в шортах, говорили все разом, не дожидаясь переводчика…

– Я вам русским языком говорю, немчура вы разэтакая, – отбивался майор. Найдем мы вашего фрица, никуда он из нашей страны не денется. Пошел на природу полюбоваться и заблудился. Сейчас мои ребята прочешут окрестности и привезут в целости и сохранности.

Пока Бурцев отряхивался и приводил себя в порядок, возбужденные туристы рассосались и остался лишь представитель российской турфирмы. Он и объяснил майору, дескать, Фриц Зоммер молодой, но болезненный человек и потому два дня назад спрашивал, можно ли в России найти бабку, чтобы полечиться, наслышан был о русских знахарках и колдуньях. И если такая найдется, то он готов сойти на берег и остаться у нее сколько потребуется. Теперь фирмач высказывал предположение, что турист наверняка отыскал лекариху и находится у нее. Говорили они на русском языке, но майор почему-то стал отвечать невпопад.

– Если к какой бабе занесло, значит, скоро сам явится. А не поспеет, мы его вытащим. Все бабы легкого поведения у нас на заметке… Вытащим и на моторке подбросим на теплоход. Давайте отчаливайте, хватит базарить.

– Для розыска нужна фотография, – вмешался Сергей, отряхивая брюки. Прошу вас предоставить портрет господина Зоммера либо его документы.

Представитель турфирмы обрадовался деловому тону и побежал в каюту потерявшегося, а майор присмотрелся к Бурцеву и внезапно спросил:

– Это не ты у попа живешь? На чердаке?

– Ну, я, а что?

– Да так, ничего. Точно описали. Все равно самый первый гармонист – я.

– Не спорю, – осторожно проговорил Бурцев. – Потому что не слышал, как ты играешь.

– Туристов отправлю – сыграю, – пообещал майор. – А ты куда этого послал?

– За фотографией.

– А зачем тебе? – Майор снял ремешки с мехов, нетерпеливо побегал пальцами по кнопкам. – Словесного портрета мало? Немец, он и есть немец, сразу узнаешь.

– Хочу посмотреть, как они вертеться будут… Майор был спокоен, невозмутим и совершенно не агрессивен, хотя в подобных ситуациях милиция обычно спрашивает документы.

Представитель турфирмы вернулся с теплохода раздосадованный.

– Не нашли… Придется отчаливать.

– Отваливай, – сказал майор. – Найдем – подбросим, скоростная моторка есть.

– Теплоход останется у причала, – заявил Бурцев. – Передайте капитану: чалок не снимать, на берег никого не выпускать. До особого распоряжения.