Был грех, связался с чудаками,теперь – не брошу, не уйду;они же – под лежачий каменьпустили воду, на беду,и я не предскажу исходаих безалаберной игры:быть может, в ясную погодувода сорвётся вниз с горы,зальёт корыта и колодцы,на тропы нанесёт песку,а может, камень повернётся,дав путь ничтожному ростку,и книги старые иначечитаться станут, чем всегда,раз вышло так, что под лежачийпод камень потекла вода.
1971
«Я в эту зиму не поехал в горы…»
Я
в эту зиму не поехал в горы —мешала деловая кутерьма, —и постепенно опостылел город:у нас была бесснежная зима.И прошлый снег я помнил очень слабо,но лыжи приготовил всё равно,но снежные подтаявшие бабыстучались в освещенное окнои подражали голосам метели,и хоровод водили за стеклом,привлечены то ль белизной постели,то ли домашним гибельным теплом,потом шептались у закрытой дверии до утра меня лишали сна,хотя в них и не позволяла веритьсухая равнодушная весна.
1972
«Вот – следствие влияния весны…»
Мике
Вот – следствие влияния весны,тепла лучей, скользящих ночью с неба,нехватки витаминов или снега:мне снятся фантастические сны.В них странные живые существаприходят в дом и спать мешают лаем,враждебны мне, хотя они, я знаю,со мной в какой-то степени родства.Ночь напролёт стараюсь их прогнать,очиститься от тяжести и скверны,но что-то, видно, делаю неверно,и твари возвращаются опять,глумятся, ржут, и лишь при свете дняуходят, всё же, в запертые двери…И тотчас ощущение потеридо вечера вселяется в меня.
1972
«Святые Марина и Анна!..»
Святые Марина и Анна!Читаю стократ жития.В словах отражается странногрядущая ноша моя.Не нужно прямого примера —следов не отыщешь нигде,и не подражанье, а вераодна помогает в беде.Пусть будет их мудрость сохранна…За дерзость, о Боже, прости!Святые Марина и Анна,храните на крестном пути!
1976
«Когда конец работы близко…»
Когда конец работы близко,надолго не суши пера:вдруг завтра – тёмная пора?Нельзя измерить степень риска,какую требует игра.Вдруг, в полушаге от победы —полны чернильницы воды?Вернёшься на свои следы,а путь по собственному следу —круг не почёта, но беды —в барак сомнительной больницы,где ночью – гвалт, а в полдень – тьма(в моем понятии – тюрьма…),где будут принуждать лечитьсяврачи, сошедшие с ума:пытать бессонницей и жаждой…В уме – побег, пурга, леса;пойдёт дурная полоса —всё оттого, что я однаждыпрервал письмо на полчаса.
1972
«Над городом плыли сигналы отбоя…»
Н. Тарасову
Над городом плыли сигналы отбоя,и, следуя чистому звуку трубы,народ поднимался из долгих забоев,не зная дальнейших изгибов судьбы,и в дом человека с тяжёлой судьбою,как будто забыв о конечности дня,однажды друзья пригласили с собою,желая больших перемен для меня.Мы в двери ввалились весёлой гурьбою,считая, что просто: попасть без стыдав друзья к человеку с больною судьбою,что если его затрудним – не беда.Хозяйка спасала свой дом от разбояи, перед решимостью нашей слаба,сказала нам: «Сердце даёт перебои…Он вам не поможет… Такая судьба».
1976
«За роспись храма не проси наград…»
За
роспись храма не проси наград,довольствуйся случайною монетой…Пренебрегая доброю приметой,ты, всё-таки, пока глаза глядят,скорее – прочь, в леса, до края света…Пускай столицу обессмертит храм,твой княжеский, невиданный подарок.В твоей землянке – восковой огарок,горбушка хлеба, невозможный хлами мутный очерк бесполезных чарок,и тонкий контур – чёрным по стене,трепещущий в неверном освещенье,он – память о недавнем озаренье,о храме, о свободе, о ценеспасения не головы, но зренья.Когда-нибудь твой след сотрут дотла,пройдёт нужда вопроса и ответа:твоя боязнь, твоя болезнь отпета!И дерзко зазвучат колоколасобора, что возник у края света.
1972
«На севере и вольность сходит с рук…»
На севере и вольность сходит с рук,да вот дорога – долгая морока:и в снег, и в темень, за Полярный круг,в последнюю обитель скоморохов.Как своего, туда зовут шуты;у них – весна и половодье шуток.Успеть бы поумнеть до темнотыне завершённых в полугодье суток.Гуляет слух: там – край зимы и крайземли, и частые сполохи;но мне сулят: «Увидишь русский рай», —бежавшие от казни скоморохи.Там с головою кану в старину,от вольной речи грустью захвораю,домой пойду, как ходят на войну,когда не время поселяться в рае.
1972
ЗАКРЫТЫЕ ГОРОДА
В ответ на вечное «куда?»я в воздухе неверный абрисчерчу рукой; я без следавсегда летаю – в города,которых зашифрован адрес.В следах – кто нынче знает толк(равно – во снах или в вопросахскрещенья судеб)? Старый волк,пусть ищет, если путь – как шёлк:вся жизнь – на крыльях и колёсах.Лечу, и мучает, как бред:закрытый город – вот нелепость;рождён тому уж много лет —нет в адресе, на карте нет,да полно, если эта крепостьи на земле? Контрольный пост,за горизонт – ряды колючейказённой проволоки? Простстрой домов. А где – погости лавочка на всякий случай?Смешно приметы стариныискать в кварталах общежитийили в домах людей войны;лишь человек со стороныспособен ждать таких открытий —иных открытий долог ряд:забава – скудные витрины,скучая, изучать стократ…Когда в толпу направишь взгляд,сплошь – одинокие мужчины.
1974
«Башмаки растеряв на гаданье…»
Башмаки растеряв на гаданье —босиком на жестокий мороз…Я в Крещенье застрял в Магадане,словно к снегу ступнями прирос.Там, боясь захворать, самолётысобрались в неподвижный кружок,будто ждали смиренно кого-то,кто б огонь в лётном поле разжёг.Так случилась беда, так случилось,что внезапно накрыла пурга.Все сдавались – в расчете на милостьили на пресыщенье врага.Мы, нечаянно сбитые в лагерь,по утрам приникали к стеклу,чтоб увидеть, как жёсткие флагивсё еще улетают во мглу,и бесцветная муть небосводаозначала в такие часыперспективу лишенья свободывозле взлётной глухой полосы.Было слово красивое «рейсы»далеко, как семнадцатый год…И везде по России у рельсовпропадал терпеливый народ,кто куда – хоронить, на базары,от жены, от тоски – за моря.И ломились вокзалы, вокзалы,лагеря, лагеря, лагеря.