Утопленник из Блюгейт-филдс
Шрифт:
Платье оказалось слишком нарядным для женщины, собирающейся отправиться в гости к семье, совсем недавно перенесшей большое горе. Эмили оглядела сестру с ног до головы, поджав губы, но Шарлотта была настолько довольна своим отражением в зеркале, что решила оставить платье; так сногсшибательно она не выглядела с того ужасного вечера в музыкальном салоне — ей хотелось надеяться, что Эмили начисто все забыла.
— Нет, — твердо заявила она, прежде чем сестра успела вымолвить хоть слово. — Уэйбурны в трауре, но я — нет. В любом случае, если мы покажем им, что знаем про их горе, лучше вообще к ним не ходить. Я надену черные перчатки и шляпку — этого будет
— Не говори глупостей! — отрезала Эмили. — Ей семьдесят четыре года. В такой ранний час она не ездит в гости. Ты что, начисто забыла правила приличия?
Однако когда сестры приехали домой к двоюродной бабушке Веспасии, им сообщили, что леди Камминг-Гульд уже давно встала и даже успела принять одну даму. Горничная обещала узнать, когда ее светлость освободится, чтобы принять леди Эшворд с сестрой. Молодым женщинам предложили подождать в гостиной, благоухающей терпким ароматом хризантем, которые отражались в зеркалах в позолоченных рамах и повторялись на весьма необычных гобеленах из китайского шелка на стенах. Коротая время, обе принялись разглядывать гобелены.
Веспасия Камминг-Гульд распахнула двери и вошла в гостиную. Она выглядела в точности такой же, какой ее запомнила Шарлотта: высокая, прямая словно пика и такая же худая. На ее орлином лице, считавшемся одним из самых красивых ее поколения, было написано удивление, брови были подняты. Волосы были уложены в затейливые серебряные локоны, а платье по плечам и талии было отделано изящными шантильскими кружевами. Последние стоили столько, сколько Шарлотта тратила на свою одежду за целый год; однако, глядя на них, она ощутила лишь радость от встречи с тетей Веспасией.
— Доброе утро, Эмили. — Войдя в гостиную, тетушка подождала, когда лакей закроет за ней дверь. — Дорогая моя Шарлотта, ты выглядишь необычайно хорошо. Это может означать только то, что ты или снова ждешь ребенка, или опять связалась с убийством.
Эмили в отчаянии ахнула.
Шарлотта почувствовала, как все ее добрые намерения утекают, как вода в решето.
— Да, тетя Веспасия, — призналась она. — Речь идет об убийстве.
— Вот что бывает, когда выходишь замуж за того, кто занимает более низкое общественное положение, — улыбнулась тетя Веспасия, потрепав Шарлотту по плечу. — Я всегда считала, что так гораздо веселее — если, конечно, удастся найти мужчину, наделенного остроумием и тактом. Я терпеть не могу тех, кто прогибается перед другими. Это просто невыносимо. Я считаю, что каждый человек должен знать свое место, но в то же время я презираю тех, кто так делает! Думаю, вот что мне нравится в твоем полицейском, дорогая Шарлотта. Он никогда не знает свое место, однако покидает он его с такой удалью, что никто на него не обижается. Как он?
Шарлотта опешила. Еще никто так не отзывался о Томасе. И в то же время она, пожалуй, поняла, что имела в виду тетя Веспасия. Тут не было ничего материального — скорее то, как он выдерживал взгляд, не позволяя никому себя оскорблять, умышленно или нет. Быть может, это было как-то связано с врожденным чувством собственного достоинства.
Тетя Веспасия выжидательно смотрела на нее.
— Спасибо, пребывает в отменном здравии, — ответила Шарлотта. — Однако его очень тревожит то, что может произойти несправедливость — непростительная!
— Вот как? — Опустившись на диван, леди Камминг-Гульд
— Да! — быстро сказала Эмили, вырывая у сестры инициативу, прежде чем та успела вызвать светское бедствие. — Да, возможно, на самом деле все обстоит не так, как это кажется.
— Дорогая моя девочка, — удивленно подняла брови тетя Веспасия, — в нашем мире все такое — иначе жизнь была бы невероятно скучной. Порой мне кажется, что именно в этом весь смысл высшего света. Главное отличие между нами и рабочим классом заключается в том, что у нас есть время и ум, чтобы понимать, что в этом мире все выглядит не так, как обстоит на самом деле. В этом заключается вся суть приличного общества. Но что именно особенно обманчивого в этом печальном деле? Определенно, внешне все выглядит достаточно очевидно. — Сказав это, она повернулась к Шарлотте. — Говори, девочка! Мне известно, что юный Артур был обнаружен при самых жутких обстоятельствах и что какого-то слугу судили за это преступление и, насколько я слышала, признали виновным. Что еще нужно знать?
Эмили бросила на сестру предостерегающий взгляд, но затем, оставив надежду, откинулась на спинку кресла в стиле Людовика XV и стала ждать худшего.
Шарлотта прочистила горло.
— Наставник был осужден исключительно на основании показаний свидетелей. Никаких вещественных улик нет.
— Вот как, — кивнув, сказала тетя Веспасия. — А какие тут могут быть улики? Если утопить человека в ванне, на ней не останется следов. И предположительно никакой борьбы не было. Что это были за показания и кто их дал?
— Два других мальчика, к которым якобы приставал Джером, наставник, а именно Годфри, младший брат Артура, и Титус Суинфорд.
— О! — воскликнула тетя Веспасия. — Я знала мать Калланты Вандерли. Она была замужем за Дядей Бениты Уэйбурн — конечно, тогда она еще была Бенитой Вандерли. Калланта вышла замуж за Мортимера Суинфорда. Я никак не могла понять почему. Наверное, она нашла его вполне терпимым. Мне самой он никогда не нравился — очень уж много выступал по поводу своего здравого смысла. Это довольно вульгарно. Здравый смысл никогда не следует выставлять напоказ — это что-то вроде хорошего пищеварения, оно подразумевается само собой, но о нем не говорят. — Она вздохнула. — С другой стороны, полагаю, молодым людям надо же чем-нибудь гордиться, и по большому счету здравый смысл лучше, чем прямой нос или длинная родословная.
Эмили улыбнулась.
— Ну, если вы знакомы с миссис Суинфорд, — с надеждой произнесла она, — быть может, мы ее навестим? Возможно, нам удастся что-нибудь узнать.
— Определенно, это будет очень кстати! — обрадовалась тетя Веспасия. — До сих пор я ровным счетом ничего не узнала. Ради всего святого, Шарлотта, говори же! И переходи сразу к делу.
Шарлотта не стала обращать внимание тетушки на то, что та сама ее перебила.
— Помимо двух мальчиков, — возобновила она свой рассказ, — никто из всей семьи не смог сказать про Джерома ничего плохого, за исключением того, что он никому особо не нравился — в чем нет ничего удивительного. — Набрав полную грудь воздуха, Шарлотта поспешила продолжить, прежде чем тетя Веспасия смогла ее перебить: — Еще одни важные показания дала одна женщина… — она замялась, подбирая выражение, исключающее недоразумения, — …легкого поведения.