Утраченная реальность (отрывок из романа)

Пищенко Виталий Иванович

– Мало ли, - ответил я.
– Может, хозяева боятся их выпускать. Сейчас времена, сам знаешь какие. Народ из города попер, а кормиться ему чем? Вот то-то.

– Ну что, идем или нет?

– Подожди. Я бы хотел кого-то из людей увидеть. Скотине и черт лысый не страшен.

На то она и скотина.

Мы подошли к кромке леса и, спрятавшись за деревьями, продолжали наблюдать, покуда минут через пять из дома не вышел хозяин фермы. Это был угрюмого вида мужичок лет пятидесяти, заросший седой щетиной, какой-то дерганый и неуклюжий.

На

голове у него была ковбойская шляпа, надвинутая на брови. Так что глаз я его не разглядел. А жаль, многое смогли бы мне сказать его глаза, но увы, с ними я познакомился лишь через несколько минут. Но тогда уже было поздно что-либо предпринимать.

– Ну что, пошли?
– в нетерпении дергал меня за рукав Бруно.

– Да что ты так торопишься?
– цыкнул я на него.

– Так ведь жрать хочу. Со вчерашнего вечера маковой росинки, можно сказать, и не нюхал.

– Знаю я твои маковые росинки, - хмыкнул я.
– Ну, пошли. Уговорил.

И мы выперлись из леса, не забыв, конечно, снять шлемы, чтобы не пугать простодушных фермеров своим грозным видом. Шли, не прячась, словно совершали утренний моцион. И потому, когда мы подошли к плетеной изгороди, хозяин нас уже встречал. Он стоял возле хлева, упершись подбородком о черенок вил, как-то странно глядя на нас. Я сперва и не понял, что же странного в этом взгляде, но когда мы приблизились еще на несколько шагов, вдруг осознал, что у него нет белков. Точнее они были, только красные, налившиеся кровью, будто все сосуды в глазах лопнули одновременно.

– Что вам здесь нужно?
– скрипучим голосом проговорил фермер.

– У вас есть телефон?
– спросил Бруно.

– Нет.

– А видеокомп?

– Нет. Убирайтесь отсюда.

– А что у вас с глазами?
– спросил я.

– Не твоего ума дело. Вон отсюда! Это моя земля!

Но тут на пороге появилась женщина. Ей было далеко за сорок, но следы прежней привлекательности все еще проступали на сером изможденном лице. А вот глаза...

Глаза у нее были такие же, как и у ее муженька.

"Конъюнктивит у них, что ли?
– кажется, я еще подумал тогда.

– Прекрати, Том, - закричала она, вытирая руки о передник.
– Ты разве не видишь, что это солдаты?

– Ну и что с того?

– А день сегодня какой, ты тоже забыл?

Лицо фермера перекосилось в странной, какой-то даже хищной ухмылке.

– А ведь ты и впрямь права, старая!

И уже обращаясь к нам, он добавил слащавым голосом:

– Проходите, гости дорогие. Небось, устали с дороги, проголодались.

Бруно удовлетворенно хмыкнул, мне же это все показалось несколько странным, но, честно говоря, у меня не было ни сил, ни желания разгадывать еще и этот ребус.

Покормят, и на том спасибо.

Мы вошли вслед за хозяйкой в дом. Ничего здесь примечательного не было, чтобы останавливаться на его описании. Разве, что запах. Запах мне здесь сразу

не понравился. Будто пахло плохо выделанными шкурами или еще чем-то непонятным, но столь же омерзительным. Мне сразу захотелось обратно, на свежий воздух, но голодный желудок властно закомандовал обратное. Пришлось смириться и сесть за отполированный до блеска хозяйскими локтями стол, сколоченный из простых досок.

Впрочем, через пять минут я уже совершенно забыл об отвратном запахе, когда на столе, дымясь и скворча подсолнечным маслом, появилась огромная сковородка с яичницей и беконом.

И мы с Бруно накинулись на еду, с благодарностью поглядывая на хозяйку, которая села напротив нас и, подперши руками подбородок, с умилением смотрела, как мы, обжигаясь и закатывая глаза от удовольствия, поглощаем содержимое сковородки.

– Оголодали бедные, - вздыхала она.
– Да, нынче всем тяжело, но нас, тьфу-тьфу, стороной напасть обходит. Мы ведь на отшибе живем, людей месяцами не видим.

– А где мы, собственно, находимся?
– пробубнил Бруно с набитым ртом.

– Как где? В Долине оборотней, где ж еще?

– Что?!
– поперхнувшись куском мяса, прохрипел Бруно.

Я же уже стоял на ногах, и рука непроизвольно тянулась к карману, где обычно лежал мой "узи".

– Да что с вами, касатики?
– всплеснула руками фермерша.
– Мы днем людей не едим, чего боитесь-то?

Бруно уже посинел, видимо, подавившись серьезно. Я хлопнул его левой рукой по спине, а правой вытащил на свет божий свой пистолет-пулемет. Бруно с обидой посмотрел на меня, ибо посинел он совсем по иному поводу, но увидев, что я сжимаю в руке пистолет, тоже потянулся к своему кармашку. Но тут сзади, сквозь открытое окошко громыхнул голос хозяина:

– Вяжи их, старая! Вяжи! Сбегут ведь.

И зарычав, фермерша одной рукой подхватила тяжелый на вид стол и отбросила его в сторону, словно он был пушинкой. От неожиданности, Бруно перевалился через скамью, на которой сидел, и шваркнулся головой об пол. Кажется, на несколько минут напарника я лишился. Ну, ничего, и сам отобьюсь.

Я выстрелил в хозяйку фермы, целясь прямо в живот. Ее отбросило к стене, но думаете остановило? Не тут-то было. Она поднялась на ноги и вновь двинулась на меня. Сзади кряхтя лез через подоконник ее муженек.

Я стоял возле Бруно и, стараясь не терять из поля зрения обеих оборотней, стрелял попеременно то в нее, то в него. Но моя пальба была, что мертвому клизма. Словно мячики от пинг-понга, они отлетели назад, чтобы неизменно подняться на ноги и идти вновь на меня, рыча и брызгая красной слюной.

И тут я понял, что у меня ни черта не получится - только опустошу всю обойму зазря. Ведь оборотней во всех фильмах, что мне доводилось видеть, убивали неизменно серебряными пулями, и никак не иначе. Черт возьми, и угораздило же нас выпрыгнуть в какую-то игру! Как это, вообще, могло произойти?..