Утраченное чудо
Шрифт:
Даже сам доктор, время от времени появляющийся и исчезающий, приносящий с собой запах йода, сам того не зная, давно стал обитателем этого мира.
В тот вечер стол в кабинете врача был завален старыми книгами, архивными листами и тяжелыми папками с историями болезни. Освещаемый свечами, он был похож на театральную сцену, где неземной свет, словно тая, ложится на декорации, а в его лучах поблескивает парящая пыль.
Электричества здесь не было, как не было его и во всем городе. Поэтому любые приборы были бесполезны и беспомощны. Они потеряли свою ценность и бесцеремонно
После восьми вечера редко где в городе можно было увидеть окно, наполненное золотым светом свечей: слишком уж горожане боялись ночных рейдов полиции. Обладатели такого сокровища обычно плотно задергивали занавески, оберегая свой бесценный дар. С тех пор, как ради спасения новорожденной страны на улицы древнего города вошли танки, с самого заката до самого рассвета город вечерами тонул в темноте. В коридорах больницы в темное время суток тоже воцарялась кромешная тьма…
Доктор не любил сумерки. Сидя за столом, едва ли он мог различить что-то вокруг себя, кроме своих бумаг. Он хотел что-то поискать на полке, но замер. Ему показалось, что вырезанная на дубовой ручке львиная головка посмотрела на него исподлобья. В углу что-то шевельнулось, словно где-то внизу свил себе гнездо Василиск…Встрепенувшись, доктор вернулся к истории болезни своего странного пациента.
Эта история уже изрядно обросла легендами, слухами и домыслами, которые сочиняли и разносили медсестры. Но как все происходящее объяснить научными гипотезами, предположениями и теориями доктор не знал. Роясь в отчетах и пробуя найти хоть какую-то зацепку, что-то, что объяснит тайну появления этого существа, он читал: «ночью бормотал во сне, просил меня: «не надо». Синяя картонная папка истории болезни напоминала дневник, который вела вся больница. В ней при желании можно было найти даже рисунки, но их было немного. Доктор, не глядя, перевернул лист с коричневым пятном чая. Другая сторона была чистой и, к удивлению доктора, была полностью исписана его же мелким быстрым почерком. Кажется, когда он это писал, ему очень хотелось спать.
Односложные предложения. В каждом из них – безликое местоимение «он», за которым кроется врачебная тайна. И. Что это?
Где-то посередине листа поверх текста жирным карандашом было выведено «Каин».
«Опять Лёля!».
– Лёля! – крикнул доктор изо всех сил.
Через мгновенье под цокот каблуков открылась дверь. В комнату вошла не штатная медсестра, а элегантная дама в сиреневом пальто, из-под которого выглядывали кремовые рюши. Она была в шляпе, похожей на корзину с фруктами. Фосфорические перышки и пушки на шляпе создавали вокруг нее жемчужное сиянье, невольно очерчивая образ: соломенные волосы Лёли были собраны в кичку, а подведенные змеиные глаза не моргали:
– Да, доктор, слушаю вас.
– Хотел спросить. Почему «Каин»? Это же бред!..
– Что «бред»? – не поняла Леля.
– Вот, – доктор показал листок.
Лёля молча уставилась на доктора.
– В конце концов! Имею я право сходить в магазин!
– …хотел спросить, – усмехаясь, перебил ее доктор и, показывая листок, спросил, – Почему «Каин»? Это же бред…
– Назвать ангелоподобное создание в честь первого убийцы на Земле – это все равно что котенка окрестить по имени «Гав».
– Знаю, но мне нет до этого дела! – непринужденно ответила
– Вы думаете это символично?
– Пожалуй. А еще он сам произнес нечто похожее, когда среди ночи проснулся в первое мое дежурство. Я спросила, как его зовут…
– Значит, Каин… – задумчиво произнес доктор, отодвигая от себя папку.
– Если хотите, спросите сами, как его зовут! – с достоинством сказала Лёля, присаживаясь возле стола на табуретку. – Как вы думаете, доктор, где его мама?
– Мама?! – отозвался доктор, пытаясь найти у себя в шкафу коробку с чаем. – Хватит глупостей! Какая мама? Он же из яйца вылупился!
Лёля сделала вид, что не услышала ответа:
– А вы видели, какой у него носик? Совсем как у актрисы, которая, помните, играла в спектакле красотку Сесиль. И глаза такие же, и рот… Правда, он бледнее, тоньше.
Она ведь наполовину гречанка!
Пару лет назад пропала совсем. Как же ее звали… Ах да! Цецилия Сапфир.
– Лёля, вы совсем помешались на своих звездах!
– Хм! Вы не предложите мне чаю?
– И не надейся… – сам себе произнес доктор.
Лёля фыркнула и возмущенно вкинула голову так, что фрукты на шляпе засияли новыми переливами фосфорического света:
– Ах так!
– А что? Ах, простите, я это не вам.
– А кому же?! – ядовито прошипела Лёля.
– Себе.
Наверное там, откуда Левитиус родом, подумал доктор, тотчас забыв про Лелю, девятиголовая змея уже убаюкала своих змеёнышей. И крылатая девочка уложила спать свою крылатую куклу. Так вот, говорю я себе: не надейся! У тебя еще много работы!
– Доктор, откуда эти полосы, я не сплю?
– Нет, ты проснулся. Это просто свет такой.
– Что это за небо?
– Это потолок, глупое дитя, – доктор внимательно смотрел на своего необычного пациента.
– По-то-лок. Я его не вижу. Так хочется встать и походить!
– Тогда встань и посмотри в окно.
– Не могу…
– Отчего же?
– Нельзя. Всякий раз, когда кто-то приходит, мне говорят, что я болен… Почему?
– Когда ты спишь, тебе не больно?
– Нет.
– Тогда спи.
Доктор поправил сползающее покрывало и вышел из палаты. Мальчик закрыл глаза. Спать не хотелось совершенно. На полу, казалось, вытянулись змеи (тени кроватных ножек), которые проснулись и выпрямили свои гибкие тела. Засохший фикус, стоявший возле окна, маячил бесформенным пятном, напоминая чем-то корень мандрагоры: медсестры вешали на него записки для своих коллег или для доктора, и бумага тихо шелестела от гулявшего сквозняка.
Мальчик свесил ноги с кровати. Когда он ступил на пол, у него немного закружилась голова, но он, с трудом передвигаясь, тем не менее стал осторожно обходить кровать. Это было похоже на неловкий танец. Земля пружинила под ногами. Его маленькие белые стопы, казалось, и впрямь были из сахара, а тело покачивалось при каждом шаге, как сухой цветок.