Утраченное звено

Мэрфи Уоррен

– Чиун, прошу тебя, кончай валять дурака.

– Сам ищи свою ручку.

– Мне надо записать номер.

– Какой номер?
– поинтересовался Чиун.

– Смитти, диктуйте адрес.

– Один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен, - продиктовал Смит.

– Один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен, - повторил Римо.

– Теперь нет никакой необходимости записывать, сказал Чиун.
– Ты запомнишь этот адрес на всю жизнь.

– Нет, я его забуду.

– Не забудешь, я тебе обещаю.

– Хорошо, я тебе докажу, - прорычал Римо.
– Один-одиннадцать,

Уотер стрит, Хобокен, - и я забуду это, как только повешу трубку.

– Римо, - послышался в трубке голос Смита.

– Да, Смитти.

– Что вы там делаете?

– Не обращайте внимания. Как зовут шефа организации?

– Фредди Зентц.

– Чиун, - попросил Римо, запомни имя: Фредди Зентц.

– Ни за что! Сам запоминай.
– И Чиун принялся рыться в ящике письменного стола.

– Смитти, я все понял: Фредди Зентц, ПЛОТС, один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен.

– Приступайте немедленно, - приказал Смит.
– Пока.

Римо повесил трубку и подошел к письменному столу.

Чиун подвинулся, пропуская его. В ящике Римо обнаружил ручку, специально предоставляемую гостиницей: она была сломана пополам.

– Нехороший ты человек, Чиун, - произнес Римо.

– Когда я завоюю золотую олимпийскую медаль, тогда, может, я стану лучше. Если кое-кто перестанет чинить мне препятствия.

– О-о-о, - простонал Римо.
– Лучше вот чем займись: Фредди Зентц, ПЛОТС, один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен. Как тебе, а?

– Поздравляю, - сказал Чиун.
– Радость победы вместо горечи поражения.

Римо запел олимпийский гимн, и Чиун вышел из комнаты.

Римо хорошо помнил Хобокен. Это был маленький аккуратный городок площадью не больше квадратной мили. Во время службы в Ньюаркской полиции Римо частенько заглядывал в бар ресторана на Ривер-стрит, где в окружении множества незнакомых людей ел сырых улиток, а скорлупу бросал прямо на пол. Бар был только для мужчин и пользовался большой известностью, ведя свою историю с девятнадцатого века. Но группа каких-то женщин возбудила дело, заявив, что бар для мужчин - это нарушение их гражданских свобод. Владельцы боролись изо всех сил, но проиграли. Женщины ворвались в бар, подобно валькириям. Не прошло и двух дней, как они начали жаловаться на разбросанный по полу мусор: они, видите ли, не могли удержаться на ногах, поскольку то и дело попадали в скорлупки каблуком. Римо перестал туда ходить.

Въехав в Хобокен, они свернули на Ривер-стрит. Проезжая мимо бара, Римо ощутил приступ ностальгии. Жизнь была проще в те дни, и сам он был проще. Он обладал обыкновенным человеческим телом, кое-как справлявшимся с трудностями жизни. Все это происходило задолго до того, как Чиун объяснил ему, что обычный человек использует возможности своего организма не более чем на десять процентов, и научил его как резко повысить этот процент. Сейчас показатель Римо был пятьдесят процентов и постоянно рос. Чиун говорил, что единственно допустимый уровень использования своего потенциала - сто процентов, но во всем мире был только один человек с таким показателем - хрупкий, старый Чиун. В этом заключалась

одна из истин, преподанных Чиуном. Вторая гласила, что сырые улитки - это слизь, а человек не должен есть слизь. И Римо, к великому своему огорчению, осознал, что никогда больше ему не удастся отведать сырых улиток.

Он свернул к Гудзон-стрит. Ему не составило труда отыскать дом один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен по толпе ребятишек, толкущихся рядом. Римо поставил машину и тут же заметил табличку, прикрепленную между окнами третьего этажа: "Пан-латинская организация по борьбе с террористическим сионизмом".

Из маленького объявления внизу Римо узнал, что дети пришли в штаб-квартиру ПЛОТС на вечер встречи под названием "Познакомься с террористом", где обещали бесплатные хот-доги. Ребята жевали бутерброды, завернутые в желтые салфетки с какими-то надписями.

Когда они подъезжали к зданию, Чиун спросил:

– Это что, бедные голодающие дети? Так сказать, оборотная сторона Америки?

– Нет, - ответил Римо.
– Дети что угодно съедят.

Поднимаясь на крыльцо, Римо стащил у какого-то мальчишки с бутерброда салфетку.

"Как сделать коктейль Молотова", - гласила надпись на салфетке, предваряя рисунки и небольшой текст с пояснениями, как в домашних условиях изготовить зажигательную смесь.

– Веселые ребята, - буркнул Римо себе под нос.

На пороге его встретила высокая женщина, которая раздавала хот-доги из большого черного контейнера. Голова у нее была повязана пестрым шелковым платком, глаза закрывали огромные очки с круглыми стеклами фиолетового оттенка. Из-за этих огромных очков она показалась Римо похожей на богомола. Красивого, но все же богомола. Одета она была в джинсы и клетчатую рубашку. Ее лицо покрывал легкий загар, но оно было гладким, лишенным тех линий и морщин, которые появляются у женщин, стремящихся во что бы то ни стало превратить кожу лица в изделие из кожи.

Она вложила Римо в руку хот-дог. Тот протянул его какому-то мальчишке.

– Спасибо, - сказал мальчишка.
– Я уже знаю, как сделать бомбу.

Молодая женщина пожала плечами.

– Никогда ничего нельзя утверждать с полной уверенностью, память может подвести.
– С легкой улыбкой она собралась уже протянуть хот-дог Чиуну, но старый кореец, взглянув на нее с отвращением, спрятал руки в рукавах своего оранжевого кимоно.
– Совсем неплохие бутерброды, - обиделась она.
– Может, вам не нравится реклама? Но сами-то бутерброды вполне съедобны.

Произношение у нее не совсем американское, подумал Римо. И явно не хобокенский акцент. Люди часто путают акцент, с которым говорят в Нью-Джерси, с бруклинским, но на самом деле между ними нет ничего общего. Если в Бруклине неправильно произносят некоторые слоги, то в Нью-Джерси их попросту проглатывают.

– Съедобны?
– переспросил Чиун.
– Эго свинина-то?

– Чистая говядина, - заверила его женщина.
– Мы отвечаем перед высшей властью.

– Еще того хуже, - изрек Чиун.
– Ибо что может быть отвратительнее, чем поедание свиньи? Только поедание коровы.