Утраченные иллюзии

де Бальзак Оноре

Наряду с исторической наукой в первой трети прошлого века делает успехи также и естествознание, рост промышленности требует этих успехов и обусловливается ими.

Литература идет на общей волне, она стремится давать неуклонно правдивое и глубокое представление о действительной жизни, о современном обществе; при свойственных ей возможностях могучего воздействия на чувства и воображение читателей она хочет исследовать, быть точной и дальновидной, как наука, а на деле бывает и значительно дальновиднее.

После тридцати лет Бальзак весь охвачен пафосом познания; творить — для него значит исследовать. Предисловие к «Человеческой комедии» будет пестреть именами знаменитых естествоиспытателей. Особенно высоко ценится Жорж Кювье, открывший геологические эпохи и глубоко постигший связь между отдельными частями живого организма. — Бальзаку дороги общие

принципы развития и взаимосвязей в мире, и в текст романа «Шагреневая кожа» (1831) он вводит настоящий гимн Кювье. «Отец Горио» (1834) посвящается «великому и знаменитому Жоффруа де Сент-Илеру в знак восхищения его работами и гением»; этот ученый раскрывал изменения животных организмов в зависимости от среды и подготовил идеи Дарвина об эволюции видов. Бальзак в курсе последних достижений естественных и гуманитарных наук. «Все, что расширяет науку, расширяет и искусство», — скажет он устами одного из своих героев, изобретателя и композитора Гамбары. Очень характерно для Бальзака, что под его пером понятия «художник», «ученый», «философ» обычно сливаются, он пользуется ими как равнозначными и взаимозаменяемыми, ибо все они объединяются в понятии «исследователь» и «творец». Он постоянно называет себя историком, — наверное, не менее часто, чем художником или писателем. Он напишет даже так: «Начинают понимать, что я более историк, чем романист…» [2] Устами близкого ему молодого писателя Бальзак в предисловии к своим сочинениям выражает заветную цель: «Создать образ целой эпохи, назваться историком XIX века…»

2

В первые десятилетия XIX века «романами» все еще продолжали называть, по традиции двух предшествующих веков, произведения неглубокие, чисто развлекательные, противопоставляя их высоким жанрам — трагедии и эпопее. Поэтому Бальзак часто называет свои романы «историями», «композициями», «трудами» и особенно охотно «этюдами», то есть изучениями.

При знакомстве с одним из значительных героев романа «Утраченные иллюзии» д’Артезом не сразу можно решить, писатель он или ученый, ибо он то и другое в одном лице. Автор говорит о его углубленных научных занятиях в области философии и естествознания, д’Артез зарабатывает на жизнь, сотрудничая в энциклопедических и естественно-исторических научных изданиях; он же профессионально разбирает роман Люсьена и сам создает «произведение, исполненное вымысла», «психологическое, широкого охвата, в форме романа».

Творческая фантазия Бальзака, неотделимая от его феноменальной наблюдательности, постоянно возбуждается вопросами: почему? Каким образом? В силу какого закона? Ему важно глубоко исследовать создаваемые им характеры — «объяснить выражение лица человека всей его прошлой жизнью», эпохой, глубоко и правдиво мотивировать события, из которых складывается действие произведения. Одна из заповедей Бальзака: «Не отделять следствие от причины, так как они неразделимы и кроются одно в другом». Лица и события его романов, заключающие в себе свое объяснение, должны быть драматичны и занимательны, нести все напряжение переходного времени и всю энергию человеческих страстей, все возможности человека в добре и зле…

Научные идеи не сковывают воображение писателя — они его оплодотворяют и стимулируют. В Предисловии к «Человеческой комедии» он напишет: «Я в лучшем положении, чем историк, — я свободнее».

Он выделяет как важнейшее, центральное в драме современности — возвышение буржуа, всевластие денег, падение старых ценностей. Аристократы уступают место туго набитому денежному мешку. Денежные интересы руководят политиками, подменяют патриотизм и законы. Бешеная конкуренция царит в деловой жизни. Деньги разъедают семью, становятся между родителями и детьми, превращают супругов в смертельных врагов. «Нет более близкого родственника, чем тысячефранковый билет». Деньги извращают духовную жизнь, гибельно влияют на судьбу людей науки, искусства, порождая бесчисленные трагедии. Современное состояние общества видится как «грозная социальная болезнь». Оно так безмерно далеко от норм человечности, что вызывает патетическую иронию. Как складываются судьбы человеческие в этой отравленной атмосфере? Какие силы общества и человеческой души противостоят болезни?

В 1830 году написан первый вариант повести о ростовщике (будущий «Гобсек», 1835). Здесь ярко проявляется сгущение, гиперболизация

как закон бальзаковского творчества. Искусство, писал он, это «сгусток природы», «концентрированная природа». Чтобы лучше выявить огромную силу золота, Бальзак создает для своего Гобсека впечатляющее, рембрандтовское освещение, наделяет его недюжинным умом и проницательностью, эстетическим чувством. Герой повести не серый, не средний ростовщик. Зато он и осознает свою власть над людьми так полно, наслаждается ею так глубоко, как не мог бы обычный процентщик; и говорит он об этой власти крылатыми, врезающимися в память словами. Деньги делают его режиссером многих и многих человеческих драм. Гобсек — французский «скупой рыцарь». У рассказчика, молодого адвоката Дервиля, реакция на знакомство с Гобсеком — ужас перед жизнью и людьми. «Неужели все сводится к деньгам?» — спрашивает себя Дервиль.

Гобсек, этот выдающийся ум, сам становится жертвой своей страсти к стяжательству: она его иссушает и делает маньяком. В окончательной редакции повести Гобсек умирает в возрасте девяноста лет, оставив после себя груды гниющих товаров, разлагающихся лакомств, свернутых драгоценных картин; во всем кишат черви…

Бальзак считает увеличение масштабов изображаемого и яркую индивидуализацию типов необходимыми условиями художественной правды. «Задача не в том, чтобы копировать природу, а в том, чтобы ее выражать. Ты не жалкий копиист, но поэт!» — учит в одной из его лучших повестей («Неведомый шедевр») мыслящий художник новичка. Характерам должны соответствовать и события: необычайные, волнующие и в то же время — в своей глубокой сущности — реальные, типичные.

Бальзак впервые кладет в основу своих сюжетов не историю любви, отвлеченной от реальных жизненных обстоятельств, не отвлеченные преследования невинности условными злодеями, как это было во французском романе двадцатых годов XIX века, а нечто совсем иное: обогащение и банкротство торговца, историю помещичьего имения, меняющего владельцев, спекуляцию земельными участками, финансовые аферы, борьбу вокруг завещания. В его романах это не отдельные эпизоды на периферии главного действия, а само главное действие.И в прозе буржуазного общества обнаруживается острый драматический интерес.

В 1833 году в числе многих других произведений Бальзака появился роман «Евгения Гранде». Здесь был выведен финансист иного рода и с иной биографией, чем Гобсек, — без присущего Гобсеку столичного блеска и своеобразного аристократизма духа. Бальзака занимают все социально-психологические разновидности стяжателя, художественно-историческое исследование типа конкретно, как никогда прежде. Феликс Гранде — скупец провинциальный, виноторговец, выгодно использовавший возможности для покупки земель, открытые революцией; хитрец, умеющий выжидать, искусно эксплуатирующий всех без исключения, с кем ему приходится соприкоснуться. Он скрывает свои расчеты за притворной простоватостью и косноязычием, обманывать — для него наслаждение. Он жесток, как стихии природы. После ловкой операции он становится похож на удава, переваривающего пищу. Он не дал сбыться счастью своей дочери.

Образ кроткой и вместе стойкой, беззаветно любящей девушки, контраст отца и дочери пленили молодого Достоевского; перевод «Евгении Гранде» на русский язык стал его первой литературной работой. «… чудо, чудо!» — писал он об этом романе [3] .

В «Отце Горио», законченном за сорок дней бешеной работы, сосредоточилось столько содержания, что трем его главным героям как бы тесно на сравнительно небольшом пространстве этого романа. Бывший торговец мучными изделиями, страстно и слепо любящий двух своих дочерей; они продавали ему крохи дочернего внимания, пока он еще мог платить, потом выбросили вон; они терзали его, «как палачи». Беглый каторжник Вотрен, заряженный огромной энергией, доказывающий с несокрушимой логикой, что действия банкиров, судей, министров отвечают законам и обычаям каторжного мира. А между Горио и Вотреном — молодой дворянин Эжен де Растиньяк, полный жажды успеха; он выбирает себе путь, усваивая столь разные и все же сходные уроки — урок судьбы Горио и поучения Вотрена. Все элементы романа в их сложной соотнесенности служат выявлению глубочайшей, коренной аморальности дворянско-буржуазного общества эпохи Реставрации.

3

Ф. Достоевский, Письма, I, М.—Л. ГИЗ, 1928, стр. 69.