Утраченные иллюзии
Шрифт:
— Не надевайте, если вам в них не по себе, — сказал Камюзо, которому было не по себе от этих сапог.
— Мадемуазель, — сказала Береника, — бросьте вы их, ради чего вам мучить себя. Она вот сейчас только плакала из-за них, сударь! Будь я мужчиной, у меня никогда бы любимая женщина не плакала. Я бы ей заказала сапожки из тончайшего сафьяна. Дирекция у нас такая скаредная! Вы сами должны, сударь, заказать…
— Да, да, — сказал торговец. — Когда вы встали? — спросил он Корали.
— Только что. Я воротилась в шесть часов, искала вас повсюду, из-за вас держала карету целых семь часов. Вот ваша заботливость! Позабыть обо мне ради бутылок! Я должна себя поберечь; покуда «Алькальд» делает
— Мальчик красив, — сказал Камюзо.
— Неужели? Я не люблю таких мужчин, они слишком похожи на женщин; и притом они не умеют любить; не то, что вы, старые дурачины, торгаши! Ведь вы умираете от скуки.
— Сударь, вы откушаете вместе с мадемуазель? — спросила Береника.
— Нет, у меня скверно во рту.
— Вчера вы порядком были навеселе. Ах, папаша Камюзо! Во-первых, я не люблю, когда пьют…
— Ты должна сделать подарок этому молодому журналисту, — сказал торговец.
— Право, я предпочитаю дарить, нежели делать то, что делает Флорина. Фи! Несносный человек, подите прочь или преподнесите карету, чтобы мне даром не терять времени.
— Вы завтра же получите карету и поедете в ней на обед с директором в «Роше де Канкаль». В воскресенье новой пьесы давать не будут.
— Пойдемте, мне надо пообедать, — сказала Корали, уводя Камюзо.
Часом позже Люсьена освободила Береника, подруга детства Корали, женщина столь же ловкая и сообразительная, сколь и дородная.
— Подождите здесь. Корали вернется одна. Она и вовсе спровадит Камюзо, если он вам станет досаждать, — сказала Береника Люсьену. — Но вы радость ее сердца, вы сущий ангел, и вы не пожелаете ее разорить. Она мне сказала, что решила все бросить, уйти из этого рая и жить с вами в мансарде. Ах, ревнивцы и завистники уже сказали ей, что у вас нет ни гроша, что вы живете в Латинском квартале! Я, видите ли, вас не брошу, я буду вести ваше хозяйство. Но я хочу утешить бедную девочку. Не правда ли, сударь, вы слишком умны, чтобы натворить глупостей? Ах, вы скоро поймете: с этим толстяком она — настоящий труп, а вы для нее — нежно любимый возлюбленный, божество, ради вас она душу отдаст. Если бы вы знали, как мила моя Корали, когда я с ней репетирую ее роли! Сколько в ней детской прелести! Она заслуживает, чтобы бог послал ей одного из своих ангелов: ведь она разочарована в жизни. Она была несчастна в детстве, мать ее била, а потом продала! Да, сударь, родная мать продала собственное дитя! Будь у меня дочь, я ухаживала бы за ней, как за моей Корали, я считаю ее своим ребенком. И вот впервые настало для нее хорошее время, в первый раз ей так хлопали. Бы что-то там написали, так вот на второе представление наняли славную клаку. Покуда вы спали, приходил Бролар условиться с Корали.
— Кто такой Бролар? — спросил Люсьен; ему показалось, что он уже слышал это имя.
— Начальник клакеров, он советовался с Корали, в каких местах роли ее вызывать. Флорина хоть и выдает себя за подругу Корали, однако может сыграть какую-нибудь скверную шутку и приписать успех всецело себе. На Бульварах только и говорят что о вашей статье. Ну, что за постель, просто княжеская!.. — сказала она, оправляя кружевное покрывало.
Она зажгла свечи. При зажженных свечах ошеломленный Люсьен и впрямь поверил, что он в чертоге из волшебных сказок «Сокровищницы фей {133} ». Для убранства спальни, для занавесей Камюзо выбрал
— Не правда ли, мило? — сказала она вкрадчивым голосом. — Не лучше ли любить здесь, нежели на чердаке? Не потворствуйте ее безрассудству, — добавила она, подкатывая к Люсьену великолепный столик, уставленный яствами, которые припрятаны были от обеда хозяйки, чтобы повариха не догадалась о присутствии любовника.
Люсьен отлично пообедал; обед был подан Береникой на чеканном серебре, на расписном фарфоре — по луидору за тарелку. Роскошь обстановки взволновала его душу, подобно тому как уличная девка волнует школьника обнаженными прелестями и ногами в белых чулках, обтягивающих икры.
— Вот счастливец Камюзо! — вскричал он.
— Счастливец? — повторила Береника. — Да он отдал бы все свое богатство, чтобы быть на вашем месте и променять седые волосы на ваши золотые кудри.
Угостив Люсьена чудеснейшим вином, которое Бордо приберегает для богатых англичан, она предложила ему снова прилечь и вздремнуть в ожидании Корали; Люсьену и верно хотелось понежиться в этой восхительной постели. Береника прочла это желание в глазах поэта и порадовалась за свою госпожу. Было десять с половиною часов, когда Люсьен проснулся, почувствовав любящий взгляд Корали. Она была в умопомрачительном ночном наряде. Люсьен выспался, Люсьен был пьян лишь любовью. Береника ушла, спросив:
— В котором часу вас завтра будить?
— В одиннадцать; завтрак подать в постель. До двух часов я никого не принимаю.
В два часа следующего дня актриса и ее возлюбленный были одеты и вели себя так чопорно, точно поэт приехал с визитом к особе, которой он покровительствует. Корали выкупала, причесала, приукрасила, приодела Люсьена; она приказала купить для него дюжину щегольских сорочек, дюжину галстуков, дюжину носовых платков у Кольо, двенадцать пар перчаток в кедровой шкатулке. Услышав стук экипажа около подъезда, она и Люсьен бросились к окну. Они увидели Камюзо, выходившего из роскошной маленькой кареты.
— Я не думала, — сказала Корали, — что можно так возненавидеть человека и всю эту мишуру…
— Я слишком беден, я не смею обречь вас на разорение, — сказал Люсьен, пробираясь таким путем через Кавдинское ущелье {134} .
— Милый котеночек, — сказала она, прижимая Люсьена к груди, — значит, ты меня любишь? Я просила господина де Рюбампре, — сказала она Камюзо, — навестить меня утром; я полагала поехать всем вместе в Елисейские Поля и обновить карету.
— Поезжайте одни, — печально сказал Камюзо, — я не могу обедать с вами: нынче день рождения моей жены, я и забыл об этом.
— Бедный Мюзо, как ты будешь скучать! — сказала она, бросаясь обнимать купца.
Она опьянела от счастья, узнав, что обновит эту прелестную карету вдвоем с Люсьеном; вдвоем поедут они в Булонский лес! И от радости она так ласкала Камюзо, что могло показаться, будто она его любит.
— Желал бы я иметь возможность дарить вам каждый день по карете, — сказал со вздохом несчастный Камюзо.