Утраченный покой

Пушкарева Любовь Михайловна

Вообще Лиан, воссоединившись с родственниками, активизировался и постоянно их чему-то учил, и как-то ими командовал, за что и получил с легкой руки Тони прозвище Флерсий Принц. Фиалочка, Мальвочка и Незабудка слушались его беспрекословно и с немым обожанием, а Пижма повиновался спокойно, признавая, что Лиан старший, но и сам он кое-чего стоит.

Лиан настоял на том, что флерсы сами перекинут Пижму – избавят его от шрамов – без моего участия, и они сделали это, вызвав неподдельное восхищение всех присутствующих. Лиан рассчитывал, что Пижма, как и остальные, останется в маленькой ипостаси, но я попросила вернуть

его. Удивленно выслушав такую же просьбу из уст горчавки и переспросив, точно ли он не хочет оставаться маленьким, Лиан, надо отдать ему должное, тут же организовал обратное превращение. Но потом долго дулся и тискал Кисс, пока я не сгребла его в охапку и в пятисотый раз не заверила, что люблю его больше всех.

– «Больше Пижмы?» – переспросил он.

– «Больше!» – четко заверила я. Деликатный и понимающий Пижма не испытывает и десятой доли того терпения, что я трачу на Лиана, значит Лиана я люблю больше, раз уж столько позволяю ему. Эта казуистика и дает мне возможность четко заявлять, что Лиан самый-самый любимый. Но присутствие Пижмы мне не менее приятно, и он знает об этом и глупых вопросов не задает.

Вообще и Тони, и Стивенсон, и Шон, и Эльвиса выделяли Пижму. Ко всем флерсам, включая Лиана, они относились как к малым детям, а Пижму принимали за своего, слабого, но взрослого. Ники, по-прежнему, к явному неудовольствию Тони, впадавшая в экстаз при виде крылатых мальчиков, всячески подлизывалась к ним – задаривала фруктами, ездила за медом. И если Лиан принимал подарки с вежливостью принца, то Пижма улыбался и позволял потрепать себя по волосам или погладить по щеке, что обеспечивало Ники глупо-счастливую улыбку на полдня.

Да…

Я вдруг оказалась в центре большой семьи. Мои «братья» Тони и Шон, их «жены» Ники и Эльвиса. Причем Шон и Эльвиса вечно переругивались, беззлобно так, для тонуса, а Тони и Ники норовили «уединиться» в неподходящих для этого местах. Флерсы – дети. Старший – Пижма, любимый – Лиан и трое младшеньких. «Племянница» Венди, пытающаяся привыкнуть к «мачехе» Эльвисе и к тому, что «сестра» Ники из-за Тони уделяет ей внимания куда меньше, чем раньше. А еще семейная пара слуг, зеленых беженцев из Майями, и волк Стивенсон – сторож-охранник. Ну и домашние любимцы, куда же без них. Достающая всех, кроме обожающих ее флерсов, Кисс и тихий Кения.

Если бы мне полгода назад сказали, что я буду так жить, я бы лишь рассмеялась в ответ. Полгода назад такая толпа свела бы меня с ума, а сейчас мне вполне комфортно.

Шон немного пугает. Когда он смотрит на меня, в его глазах загорается огонь. Огонь веры. Я его божество. Если после той драки с Тони на крыше он был готов умереть, защищая меня, то сейчас он сделает все. Просто всё: умрет сам, убьет любого, даст ложную клятву, примет проклятие – совершит любой грех, если я буду этого хотеть или если от этого мне будет польза. Это пугает.

Он по-прежнему чувствовал закаты и каждый раз при заходе солнца старался быть поближе ко мне. Каждый день для него свершалось чудо – он оставался полон и не испытывал боли.

В один из таких вечеров мы серьезно поговорили. Я догадывалась, что он вынашивает планы мести Винье, и хотела пресечь это.

Когда я высказалась, он очень удивился и посмотрел на меня с невыразимой нежностью, так смотрят на нечто прекрасное, но абсолютно беспомощное.

– Пати, это свершится

и очень скоро. Год, два, максимум три, и Нити Судьбы притянут Винье к тебе, даже если ты не будешь его искать или спрячешься. Он найдет тебя. И нам надо быть готовыми к этому.

Я не вполне четко представляла себе систему мировоззрения Шона, но поняла, о чем он. Маховик раскрутился, и он не будет работать вхолостую. Пока «убийца богов» в этом мире – покоя мне не видать.

Боюсь, с моей беззаботной и одинокой жизнью покончено навсегда. Иногда я грустила о тех тихих и одинаковых днях, но глядя на веселящихся флерсов или Тони, стоически переносящего нападки Кисс, или слыша переругивание Шона с Эльвисой, я понимала, что никогда не променяю их на защищенную пустоту одиночества.

Единственное, что омрачало идиллию – это постоянная боль в пальцах. В одну из ночей они разболелись так, что я проснулась. Мне и так каждую ночь снилось, что у меня горят руки. И в зависимости от того, кто был рядом, или огромный пес мне их облизывал и ненадолго тушил, или свежий ветер с ароматами трав сбивал огонь. А тут разболелось так, что открыв глаза, я тихонько выбралась из постели и пошла искать «белую» воду – это помогало безотказно, жаль что не надолго. Найдя кружку, я погрузила пальцы и, закрыв глаза, прислушивалась, как стихает боль.

– Я могу избавить тебя от боли.

С трудом подавив крик, я подпрыгнула на месте. Отшельник опять меня напугал.

– В обмен на один глоток крови, – закончил он свое предложение.

– Зачем тебе моя кровь? – насторожено поинтересовалась я.

Если бы Стражи могли смущаться, то это выглядело бы именно так. Отшельник отвел глаза и пожал плечами.

Но я не отводила взгляда и ждала ответа. Поняв, что я не отступлю, Страж нехотя признался:

– Мне… понравилась… твоя кровь…

– Ты не получишь возможности как-то влиять на меня и мою судьбу?

– Нет, – с лукавой усмешкой ответил он.

Ну да, я и так посвятила себя Равновесию, почти. Я посмотрела на руки – не так все плохо, чтобы заключать сделку. Теперь я поняла, что неспроста те заклепки превращались в гайки и Отшельник предупредил о боли. Наверное, он уже тогда задумал эту цепь – помощь в освобождении Шона в обмен на боль, а потом облегчение страданий в обмен на кровь.

– Если ты дашь Вику время, не будешь торопить события…

– Я и так не тороплю. Но его время почти истекло и никто этого не изменит, даже ты.

Я загрустила, а потом, повинуясь импульсу, протянула ему запястье.

– Прими в дар, один глоток.

Он удивился и, не мигая уставился на меня – читал мысли.

– В дар… – тихонько выдохнул он.

– В дар, – подтвердила я.

Страж больше не мешкал, нежно взяв мою ладонь, своими холодными когтистыми руками, он поднес ее ко рту и аккуратно запустил клыки. После постоянных мучений с пальцами я бы не сказала, что мне было больно, а вот потом, когда он втянул в себя кровь, я испытала шок. Он узнавал меня. Не просто мои мысли в данный момент, а всё, что я когда-либо думала и чувствовала. Он намерено набирал кровь, чем ее больше, тем больше и знаний обо мне. Когда, казалось, весь его рот был полон, он сделал один огромный глоток и лизнул мои ранки, тут же ставшие шрамами, а затем облизнул губы, окрашивая их моей кровью, живо напомнив страшного Стража из воспоминаний.