Утренняя война
Шрифт:
— Вот эта записка от Рудольфа Кросса — это контракт, Дэйн. — Стрелок махнул рукой в сторону тумбочки, на которой лежал револьвер. — Мне заплатят пятьсот долларов за твою смерть. Еще пятьсот — за убийство этого скотовода, как его там? Да, Эдвардса. И столько же за то, что я уберу вашего мэра — и этого старого судью. Плюс дорожные расходы. Это куча денег.
— Тебе нравится Теннисон, я вижу, — неожиданно ответил Дэйн. По лбу его побежали ручейки пота.
— Не меняй тему, — рявкнул стрелок.
— Я не меняю. Теннисон много писал о борьбе и смерти. И о жизни. Мне
— Имеешь в виду… «И сказал Эрл Дорм: „Если он жив, зачем тогда ты оплакиваешь его? Ты ведешь себя как ребенок. А если он мертв, я сочту тебя дураком; твои причитания не могут оживить его…“» — Закончив цитату, он швырнул револьвер на кровать и подошел к шкафу с одеждой. Потом начал рыться в вещах, стоя спиной к Дэйну.
— Очень красиво. Как называется это произведение?
— «Энид». Поэма о рыцарях, — ответил Мэтсон. Протянув руку к висевшему в шкафу пальто, он продолжил цитировать:
— «Он забыл свои обещания, забыл сокола и охоту, забыл копье и рыцарский турнир, забыл свою славу и имя, забыл свое княжество и его заботы — и эта забывчивость была ей ненавистна…» — Он замолчал, но не отвернулся от шкафа.
— Здорово, Грэйстоук. Хотел бы я с такой же легкостью цитировать стихи. Все что я знаю — это несколько слов из пары церковных песнопений, которые я выучил в детстве. — Дэйн потер заднюю часть шеи и выгнул спину, чтобы облегчить дикую боль в позвоночнике.
— Ты отличный парень, кузнец. Мы с тобой могли бы стать хорошими друзьями, сложись все иначе. Ты суеверный? — Мэтсон пошуршал чем-то в кармане висящего пальто.
Секунду Дэйн медлил с ответом.
— Да, вроде того, — наконец сказал он. — Мне нравится число пять.
— Ты делал что-нибудь пять раз сегодня утром?
Не успел Дэйн ответить, как стрелок резко повернулся к нему, сжимая в руке пистолет, спрятанный в кармане пальто; его черный ствол полыхнул оранжевым пламенем.
Первые две пули ударили Дэйна в живот, отбросив его к стене; третья попала прямо в сердце. Пули разорвали его пальто, затем рикошетировали, так и не добравшись от намеченной цели.
Пошатнувшись, Дэйн выстрелил. Три раза. Мэтсон пронзительно вскрикнул — его крик был больше похож на вопль пантеры, чем на человеческий голос — и отлетел назад, рухнув в шкаф с одеждой. Выпущенная им четвертая пуля пробила левую руку Дэйна; силой удара у кузнеца выбило из руки пистолет. Пятая пуля ударила в стену за его спиной.
Три черные дыры появились на ночной рубашке Мэтсона на уровне чуть выше сердца. Падая, он трясущимися руками цеплялся за одежду. Все вокруг было забрызгано кровью. Дымящийся пистолет взлетел в воздух, словно неведомая птица, затем ударился об пол.
Дэйн прислонился к стене. Он не двигался, уронив голову на вздымавшуюся грудь. Плечи невыносимо болели от тяжелого груза. Кузнец расстегнул длинное пальто, в котором теперь зияло три дыры с обуглившимися краями, и дал ему упасть на пол. Под пальто оказался защитный жилет, выкованный из двух больших тяжелых листов железа. Дэйн сделал его ночью в своей мастерской.
Пальцы кузнеца пробежались по трем глубоким вмятинам, оставленным пулями Мэтсона, и остановились на впадине от пробного выстрела, который он произвел прошлой ночью из своего револьвера. Застонав, Дэйн снял железный жилет с плеч, действуя здоровой рукой, и с грохотом уронил его на пол. Грудная клетка и живот пульсировали в том месте, где свинец пытался пробить железо. В левом предплечье словно стучали молотком. Но облегчение было настолько сильным, что Дэйн физически ощутил, как сквозь его тело течет поток живительной энергии.
Он поднял свой револьвер и подошел к скрюченному телу Мэтсона, под которым растекалась красная лужа. Из огромной раны на груди лилась кровь. Затуманенные глаза Мэтсона открылись, и Дэйн опустился на колени рядом с умирающим стрелком.
— Я не хотел этого, Грэйстоук, — тихо сказал Дэйн. — Я правда хотел, чтобы ты уехал. Я воюю с Кроссом, не с тобой.
— Как… я… промазал? — Мэтсон не мог сосредоточить взгляд.
— Ты не промазал. — Дэйн показал на тяжелый жилет, лежавший на полу комнаты. — Кстати, ты не дал мне возможности ответить на твой последний вопрос. Прежде чем войти, я пять раз постучал по этому жилету.
Он посмотрел на Мэтсона. Тот был мертв. Странная улыбка застыла на его лице.
Шум, раздавшийся в коридоре, означал, что к комнате бегут люди. Подойдя к тумбочке, Дэйн взял записку Кросса, затем открыл дверь, не зная, чего ожидать. Револьвер он держал наготове в левой руке.
Сжимая в руках пистолет, в комнату вбежала Мэри, на секунду замерла — и бросилась к нему на шею.
— Ты в порядке, любимый? Ты ранен! Твоя рука! Почему ты мне ничего не сказал?
— Ты попыталась бы остановить меня. — Дэйн поцеловал ее в щеку, правая рука его висела вдоль тела. — Я в порядке, любовь моя. Это просто царапина.
Вслед за Мэри вошел Рикер со своим огромным кольтом и Микман с новым ружьем. Они остановились у порога и оглядели поле боя.
— Кажется, этот франт напал не на того инспектора, — сказал Рикер, качая головой.
— Да, — ответил Микман, изучая железный жилет и ружье. — На инспектора-кузнеца.
В коридоре послышались новые звуки. Все четверо повернулись к дверям.
В комнату вбежал Рудольф Кросс. Ему потребовалось две секунды, чтобы осмыслить увиденное. Вместо мертвого Иерихо Дэйна на полу лежал мертвый Грэйстоук Мэтсон. На лице грузного скотовладельца застыло потрясение.
Следом за ним вошел шериф Стоктон и два ковбоя Кросса; один из них был тот парень, который передавал стрелку записку Кросса. В коридоре уже собрались постояльцы отеля и несколько любопытных горожан, услышавших выстрелы.
— Что здесь происходит, Дэйн? — овладев собой, воскликнул владелец ранчо. — Ты убил еще одного невинного человека?
Мэри повернулась к нему, ее полные слез глаза пылали гневом. Рука девушки соскользнула с шеи Дэйна, кольт был нацелен на Кросса.
Проигнорировав вопрос, Дэйн задал встречный: