Утро без рассвета. Книга 2
Шрифт:
— Значит, Яровой тебя прогнал? Умный мужик! И я бы тебе не во всем поверил. Стемнил ты явно кое-где.
— В чем?
— Насчет собачатника.
— Говорил, как ты научил.
— Надо и своей «тыквой» соображать. Кто ж в Певеке сможет жить всю зиму в собачатнике? — насупился «президент».
— Кенты так говорили, — лепетал Г ном.
— Так зимою морозы до шестидесяти градусов доходят. А собачатники не отапливаются. Кто ж выдержит такое?
— Они о том не спрашивали.
— Для себя запомнили! И еще промах. Что за весь год укокошить «суку» зэки не смогли. Ты забыл, что со следователем был Трофимыч. А этот все знает. Вот ты ушел, а он скажет, что в баню
— Так ты сам учил меня так сказать.
— Я говорил сказать, что он в овчарне «сявкой» был. Но не «бугром». А ты что? Убирать на собачатнике ему бы доверили! А ходить за овчарками нет! Понял, паскуда?! — вспыхнуло лицо «президента».
Гном весь дрожал. Уж как старался, а на тебе— сколько просчетов допустил. Сколько ошибок!
— Подвел ты нас. Заложил. Ну да ладно! Скажешь Шило, что с нынешнего дня я тебя в «шестерки» определил навсегда. А кличка пусть прежней будет.
— За что так? — побелел Гном.
— Иди на работы! — прикрикнул «президент».
Трофимыч, сделав вид, что вышел покурить, внимательно следил за построением на работу зэков шестого барака. Вот среди них мелькнула фигура Гнома. Старик выглядел неважно, словно обреченный стоял в конце строя.
Трофимыч удивленно покачал головой, вернулся в красный уголок.
— Значит, не «президент»! Вышел Гном на работу, — сказал он, обращаясь к Яровому. Тот улыбнулся молча. Продолжал думать о своем:
«Шило обещал сообщить, если кенты что-то вспомнят. И когда вспомнили, — прислал Гнома. Но перед тем была драка. Именно из-за Гнома, его заподозрили в стукачестве. И уже, конечно, появление его, Ярового, не могло снять полностью подозрение со старика. Но почему Шило не сам пришел, а прислал его за себя? Чтобы больше поверили? Это точно! Но сам он до такого додуматься не мог. Ведь из-за того и шум поднял, чтобы самому со следователем говорить. И еще: убитого они не причислили к своей касте. Сказали, что интеллигент. Убеждали и в том, что работал на Бондарева. А значит, тот прямо или косвенно виновен в смерти «суки». И в то же время эта таинственная, загадочная отправка на свободу. Где мог его убить и такой же «сука», знавший о месте пребывания убитого. А значит, убитый и убийца — оба люди Бондарева? В этом случае либо между «суками» были свои счеты, либо убит был один из них вторым по просьбе Бондарева. Но какой был в этом смысл для Бондарева? Он уже не начальник лагеря. Да и убийство было совершено не в прошлом году, а в нынешнем, когда Бондарев уже работал в Магадане. Кстати, Скальп этот освободился из Певека в прошлом году, а Бондарев уже много лет работал начальником лагеря здесь, а не в Певеке. Значит, «сука» эта не его? Он не освобождал Скальпа и не знал ни убитого, ни тех, какие с ним уехали? Возможно, и даже вероятно, но кому в таком случае нужен этот оговор? Конечно, ворам и убийцам. Они узнали своего. Поняли, кто мог убить и, желая выгородить, решили сбить со следа. Лучший метод для этого — оговорить начальство. На кого больше зла. Вот и избрали Бондарева. И заставить Гнома оговорить Бондарева мог только «президент». И никто другой.
Яровой досадливо поморщился.
— Аркадий Федорович, врач пришел, — тронул за локоть майор.
— Где его
— Он сейчас придет сюда.
Яровой отвернулся от окна, стал ждать.
В красный уголок вскоре пришел плотный седоватый человек. Он быстро разделся. Поздоровавшись со всеми, подошел к столу.
— Эх, Игорь, Игорь! — вздохнул он тяжело и принялся осматривать умершего.
Рядом с врачом, виновато моргая, стоял Трофимыч и вытирал вспотевший лоб.
— Так, мне понятно. Теперь нужно отвезти тело в Магадан. К патологоанатому… Кстати, родным нужно сказать, — говорил врач.
Майор и Трофимыч головы опустили. Кто возьмет на себя такое? Врач внимательно оглядел всех.
— Ладно, я его лечил. Я и позвоню, — тихо сказал он. Все вздохнули с облегчением.
Доктор подошел к телефону, долго набирал нужный номер. Слышались гудки. Но вот на другом конце провода подняли трубку.
— Я из лагеря вас беспокою, — заикался врач.
— Да, я слушаю, — отвечала мембрана усталым, добрым голосом старой женщины.
— У нас тут несчастье, — зачастил врач.
— Что с Игорем? — крикнула трубка.
— Умер он! — обмяк врач. Пот градом катил с его лица.
— Умер? — растерянно спросил голос.
— Да. Через два часа привезут в Магадан.
Мембрана молчала. Вроде кто-то там, на другом конце провода не мог выговорить ни слова. Доктор тихо положил трубку. Сел на стул. Невидящими глазами смотрел в окно.
— Доктор, к нам следователь приехал, — подошел к нему майор.
— Следователь? А я тут при чем?
— Поговорить ему надо с вами.
— Со мною? — врач от удивления поднял очки на лоб. Недоверчиво глянул на майора. — А чем я ему могу быть полезен?
— Советом, доктор, — подошел к ним Яровой.
Он объяснил врачу, с чем он сюда приехал. Тот сочувственно кивал головой:
— Да, только с бедами едут к нам люди. Никто не приедет просто так. Знать, по месту и жизнь. И заботы. И горести, — развел руками доктор. Отойдя к окну, он вдруг посуровел: — Значит, убийство?
— Вероятно.
— Что ж, лучше допускать вероятность невероятного, чем — наоборот… Прошу вас пройти ко мне. Там мы спокойно, без посторонних все обсудим…
Яровой и врач сидели в маленьком, сверкавшем чистотой кабинете.
— Вы говорите, никаких признаков насильственного вмешательства в характер смерти?
— Абсолютно никаких.
— Сердечная недостаточность, — медленно, словно самому себе говорил доктор.
— У вас в практике встречались подобные случаи смерти людей, не предрасположенных к сердечным заболеваниям? — спросил Яровой. — Бывало, — невесело отозвался врач.
— Как это происходило?
— Есть несколько способов такого умерщвления. Но все их знают только врачи. И, конечно, специально никто этого не сделает. Мы за это отвечаем не только совестью, а и своей головой. И случаи,
о которых мне известно, происходили по халатности.
— Расскажите обо всем, что вам известно, — попросил Яровой.
— Такое может случиться при заболевании фурункулезом, ангиной или отитом, то есть при воспалительных процессах, когда врач делает больному укол пенициллина. Он быстро снимает воспалительные процессы. Но есть больные, организму которых противопоказан пенициллин. Он может вызвать сердечный приступ и смерть. Мы долго этого не знали. Именно потому теперь прежде, чем сделать укол, мы сначала делаем пробу. На восприимчивость. Но, к сожалению, еще пока не все с достаточной серьезностью относятся к этому. И медсестры иногда забывают делать пробы. Все еще считая пенициллин панацеей от всех бед для каждого человека без исключений.