Утро без рассвета. Книга 3

Нетесова Эльмира Анатольевна

— Чья она? — указал на девушку Беник.

— Моя дочь. Встречает. А ты что, раньше не видел ее?

— Нет.

Девушка подбежала к старику. Обняла за худую, морщинистую шею.

К колючей, сивой щеке его своим лицом прижалась, замерла на секунду.

— Ну как дома-то? — спросил ее, забыв о Бене, старик.

— Хорошо. Тебя ждали.

У Клеща внутри засосало. Старика ждут. А его, Беника, его кто ждет?!

— Да, вы вот познакомьтесь! — опомнился старик.

Клещ повернулся, девушка внимательно рассматривала

его лицо. Беник окинул ее всю быстрым, цепким взглядом.

Хороша, ничего не скажешь. Руку ее в своей придержал.

— Ты заходи к нам, коль время будет, — прищурил глаза напарник.

— А куда заходить?

— Вон наш дом, — указал старик.

А Беник, вернувшийся в общежитие, стал срочно приводить в порядок костюм, рубашку, ботинки. Долго и тщательно брился. А переодевшись, глянул на себя в зеркало.

Еще ничего товар! Морщины, правда, кое-где появились, но сойдет. И, заскочив в магазин, взял все, что нужно: для старика бутылку, для девушки духи и конфеты.

Беник шел к дому думая, как его встретят? Не поторопился ли он нанести визит? Но ждать хорошо, когда знаешь, что впереди много дней в запасе. Здесь же кто ее знает, эту погоду?

Клещу открыла старуха. Поздоровалась тепло. Пропустила в дом. Семья за столом сидела.

— Давай, садись с нами! — пригласил старик Григорий. Беника усадили рядом с хозяином. Заставили поесть. Потом плотогоны выпили. И старушка, видно, хорошо изучившая характер мужа, пошла постелить ему на лежанке. Тот через несколько минут извинился, пошел отдыхать.

Беник встал, но девушка удивленно глянула:

— Уходите?

— Пусть отдыхает Григорий. Не буду мешать.

— А вы не мешаете.

Старушка ушла в другую комнату, забрав вязанье.

— Может, в кино сходим, — предложил Беник.

— Яуже видела этот фильм, — ответила девушка.

— Ну, тогда пойдем погуляем, — предложил гость.

— Холодно. Ветер сильный.

— Не замерзнем! — глянул он на девушку.

Вскоре они вышли на улицу. Пошли на берег Тыми. Долго бродили в камышовых зарослях, говорили. О чем? Слова ничего не значили. Глаза выдавали. И впервые Беник хотел одного, чтобы подольше продлилась непогода. А она словно подслушала. Две недели не пускала плотогонов на реку.

Старик внимательно присматривался к Бене. А тот голову потерял. Впервые в жизни полюбил. Да так, что минута без нее казалась годом. Сердцеедом, слыл бабником, а тут все забыл. Терялся. И лишь потом немного осмелел.

За две недели привязался к ней всей душою своей. А когда настало время ехать в Адо-Тымово, загрустил. Как он будет без нее — один? И вечером, уведя девушку подальше от села, от дома, схватил ее Беник на руки, целовал испуганные глаза, губы:

— Стань моей!

Девушка вырывалась. Но куда уж ей? Кенты не могли уйти из рук Клеща.

— Будь женой!

Она молчала. Лишь испуганно смотрела на Беника.

Клещ прижал ее к себе:

— Ну,

что молчишь?

— Парень у меня есть. Он в армии. Служит.

— Еще неизвестно, любит ли он тебя! А, впрочем, это тебе решать. Может, и вернее выйти за него, — разжал руки Клещ.

Но все же через месяц, уже глубокой осенью, Беник женился на ней. И перешел жить в дом к Григорию. А через год у Клеща родился сын. Шли дни. Беник гонял плоты вместе с тестем. Зарабатывал. Старался приносить жене как можно больше денег. Порою по месяцу, по два не слезал с плотов. Теперь вместе с Григорием они брали не пять, а восемь плотов. Григорий не мог нарадоваться на зятя. Находка, а не человек. И не знали плотогоны, что в село вернулся из армии парень…

Ничего не знал Клещ, лишь стал замечать кривые усмешки плотогонов. Шепот за спиной.

Не придал значения.

Жена перестала встречать его на пристани. Перестала радоваться его приезду. Он и тогда не придал значения перемене.

А смех плотогонов стал громче. Откровеннее. Григорий злился, а потом решил разобраться сам во всем. И, попросив зятя сходить за плотами в Адо-Тымово, сказался больным и сошел в Ныше.

Весь вечер он колотил дочь. Кулаками. Не щадя и не жалея. Впервые в жизни. Бил, как мужика. Пытавшуюся защитить дочь старуху пинком загнал в другую комнату. И, снова закатав рукава, кидался на дочь зверем.

— Убью, потаскуха! — кричал отец.

Дочь молчала. Она не оправдывалась и не винилась. Грохалась в углы головой, боками, лицом — вспухшим и почерневшим.

Но что-то неладное почувствовал и сам Беник. Причалив ночью плоты в Ныше, решил домой заглянуть.

Едва открыл дверь и обомлел. Тесть держал за косы его жену, и бил ее наотмашь по щекам, приговаривая:

— Признавайся, покайся, стерва!

— Отойди! — кинулся к нему Клещ. И, подхватив упавшую жену, отнес на кровать. — За что ты ее?

— За вину ее, за слабость бабью, виноват я перед тобой, сынок. Не углядели. Шлюхой стала. Опозорила нас. Всех. Слухи уже по всей Тыми о ней поползли. С тем, своим бывшим дружком схлестнулась!

Беник помертвел. Лицо белее стены стало. Он сел за стол.

— Папа, папа, — залопотал малыш, выползая из комнаты.

Беник схватил его на руки. Сын плакал. Целовал отца.

— Дитё не пощадила, сука! — кричал Григорий.

— Погоди, отец, не шуми. Сам разберусь, — остановил его Клещ и подсел к жене.

— Скажи мне, верно ли говорят? Была ли ты с ним? Принуждать не буду. Не хочешь, не можешь быть со мной — живи с ним. Но сына я заберу. Вот и все. Но скажи честно. Не трону. Соврешь, а я узнаю, на себя пеняй, — сказал он тихо, спокойно.

— В кино я с ним была. Верно. Три раза. Но не позорилась. Не была с ним. Проводил домой. И все. Сказала, что все кончено меж нами.

— А почему три раза была в кино? Ведь сказать могла и без этого. Сразу. Иль еще сама раздумывала?