Утро черных звезд
Шрифт:
Дварх начал воздействие, позволив через биоцентр наблюдать за этим. Картина была странной, ни на что знакомое не похожей. Казалось, к слепому пятну отовсюду потянулись переплетающиеся и извивающиеся потоки света. Тьма, сконцентрировавшаяся в центре пятна, заколебалась, сжалась, пытаясь отдалиться от жалящего ее света. А затем одним толчком выплеснулась наружу. Илью с Лангом обжег безмолвный крик боли дварха. Но Вестарх не сдался и усилил нажим. Тьма тоже сдаваться не собиралась, и от нее в сторону станции рванулось щупальце и ударило в плетение дварха, он бешеным усилием отсек щупальце, но после этого его присутствие перестало ощущаться. Однако находящиеся на ржавом корабле не учли, что дварх был
— Вестарх! — позвал Илья, выйдя из слияния.
— Вестарх не может ответить, он сильно пострадал, — ответил кто-то другой из двархов. — Сейчас мы помогаем ему сохранить целостность.
— А что вообще произошло?
— Они оказались много сильнее, чем мы думали. Только наш объединенный удар смог справиться с ними, да и то мы их не уничтожили, а всего лишь отогнали. Но досталось им порядочно — это я могу гарантировать. На последнем этапе мы почти пробились через их защиту и обнаружили на корабле разумных. Это люди, обладающие некой странной силой. И, что удивительно, религиозные фанатики. Не могу утверждать это со стопроцентной точностью, но мне так показалось. И они очень опасны. Со столь опасной системой, объединяющей разумных в нечто непонятное, мы еще не сталкивались.
— А наше оружие против них бессильно… — с горечью протянул капитан.
— А вот не скажи! — возразил дварх. — Мы использовали только гиперорудия, которые создают рассеивающиеся через две-три секунды аномалии. На наши залпы они не обратили ни малейшего внимания, тогда как залпы далатской планетарной обороны дважды отгоняли их. Из этого следует, что мы просто использовали не то оружие.
— Думаешь, мезонные пушки могут помочь справиться с ними? — оживился Илья.
— Надеюсь. Помимо них еще стоит попробовать гравидеструкторы и другие виды вооружения. Еще предлагаю немедленно сообщить в Аарн Сарт, пусть наши ученые поломают головы, может и придумают что-нибудь.
— Да, связаться нужно немедленно. И запросить помощь. У нас недостаточно кораблей для исследования пораженных реакцией областей этой галактики.
Через три дня вызванный дварх-капитаном Мальцевым сборный флот Ордена совершил переход между вселенными и вышел из гиперпространства в десяти световых минутах от столичной планеты Далата. Командование флотом приняла сама Белая Стерва, дварх-адмирал Дарли Эстель Фарлизи. Легендарный флотоводец не стала терять времени, она сообщила о своем прибытии Совету Постигающих Далата, поставила возле всех уцелевших планет конклава на боевое дежурство атакующие эскадры, а все остальные корабли отправила на исследование пораженных областей.
Теперь оставалось только ждать.
Пространство
Все оттенки белого
— А-иии, а-иии, а-иии, таваи! А-иии, таваи ран! А-и таваи гайси, таваи ран! — тянули голоса. В крошечных каютах корабля такому количеству поющих собраться было негде, поэтому пели в коридоре. Пели весело, звонко, молодые голоса лились, как весенний ручеек, и песня, восхвалявшая Единого Неделимого Создателя, разносилась по всему кораблю.
Шестнадцатилетний Ими-ран стоял, вернее, висел, вцепившись рукой в какой-то выступ на переборке, и слушал, затаив дыхание. У него самого голоса не было, но он обожал слушать, как поют другие. Слова одной из Священных Песен наполняли душу белейшим светом, от звуков, от слов делалось настолько хорошо на душе, что хотелось плакать от счастья. И он, конечно же, как всегда заплакал. А потом еще с минуту наблюдал, как слезы сверкающими жемчужными шариками расплываются в разные стороны.
Не сдерживай
Сила тяжести на корабле была ничтожной. Поначалу это очень осложняло жизнь, но потом все привыкли и почти перестали замечать невесомость. Привыкли есть из тюбиков, пить из трубочек, включать вытяжку в туалете; привыкли к тому, что вещи часто «убегают» и надо закреплять все в карманах, держателях и сетках. Привыкли к капризничающим двигателям, к тому, что приходилось ютиться по шесть человек в каюте. Привыкли к запаху, который неминуемо поселялся в легких комбинезонах, которые положено было носить, не снимая, на случай тревоги.
Все эти бытовые неудобства не стоили и сотой доли той радости, которую они все испытывали, выполняя волю Единого. За их кораблем тянулся Белый Шлейф, там, где они проходили, не оставалось не пятнышка, ни клочка Дурного. Ими-ран до сих под каждый раз удивлялся щедрости Единого, давшего ему и другим такую огромную силу.
Первая молитва возносила маленькое сообщество в Вышнюю Белую грань, и реальность уступала место огромному белому полю. На поле тут и там виднелись какие-то черные и бардовые то ли сгустки, то ли клочья, и все они, по велению Учителя, при виде такого сгустка начинали Думать Белое, читая вторую молитву. И сгусток или сгорал, или просто истаивал без остатка. Сгустки, как объяснил Учитель, были Дурное. Белая грань — это видимая сущность Единого, сгустки — дурные людские мысли, поступки, злость, зависть, власть, многоверие, жестокость, алчность. А им, верным адептам Единого, дана сила убирать эту грязь с сущности Единого, и когда они уберут все, наступит всеобщий мир и покой.
Молитв было много. Ой, как много! Ими-ран за год своего единения с братством выучил почти сотню (по три дня на молитву), но все равно не знал даже трети Общего Свода. Но, что удивительно, его никто не ругал и не укорял. Не можешь — и не надо. Значит, Единый предназначил тебя для чего-то другого. Может, ты молитв знаешь меньше, чем остальные, и голосом не вышел (впрочем, ростом и внешностью тоже), зато у тебя есть частица Дара Единого, которая сейчас делает тебя вторым, после Учителя, человеком на корабле. Стоило Ими-рану подумать про Учителя, как слезы снова закапали из глаз — и снова от переполнявшей душу радости.
Учитель у них был хорош. Красивый, статный, пожилой, он носил окладистую белую бороду и чем-то был похож на Рождественского Деда, героя легенды, который разносил детям подарки в день Рождения Единого. Ими-ран видел изображения Деда, тот действительно напоминал Учителя — такие же добрые голубые глаза с прищуром, такая же ласковая улыбка, такая же статная фигура. Ими-ран, уже почти юноша, смотрелся рядом с Учителем субтильным подростком, совсем еще мальчишкой. Маленький, невзрачный, светловолосый, с вечно сгорбленной спиной (дурная привычка, но отвыкнуть уж очень трудно), он до сих пор стеснялся и боялся, хотя оснований для этого давно не было.
В Братстве все всех любили. Друг к другу обращались «брат» и «сестра», а к Учителю — конечно же, Учитель. Еще до Полета, когда они ходили по вечерам в старую школу на собрания, Ими-ран все никак не мог сообразить, как такое возможно. Все дневные унижения, подколки одноклассников, неприязнь учителей, злость родителей — все оставалось за дверью кабинета физики, в котором они запирались. В кабинете был Учитель, а вместе с ним — Тепло, Радость и Белый Свет.
Группа, в которой занимался Ими-ран, поначалу была невелика, всего десять человек. Через полгода их стало тридцать. А еще через полгода Учитель пошел на поклон к директору школы, и вместо кабинета их разросшаяся группа стала занимать спортивный зал.